И все же у Н.С. Хрущева сложилось свое представление о взаимоотношениях Сталина и Мао Цзэдуна. Оно имело определенное значение в связи с тем, что Н.С. Хрущев стал преемником Сталина на посту первого лица в КПСС – СССР.
Хрущев вспоминал, в частности, что во время ночных застолий у Сталина в присутствии узкого круга своих ближайших соратников Сталин постоянно возвращался к такому вопросу: «Что же за человек такой, в конце-то концов, этот Мао Цзэдун? Мне о нем ничего не известно. Он никогда не бывал в Советском Союзе». По свидетельству Хрущева, Сталин подозревал, что Мао Цзэдун занимает узкокрестьянские позиции, что он боится рабочих, пренебрегает рабочим движением и изолированно создает базы для Красной Армии. Хрущев полагал, что «Сталин всегда был очень недоволен Мао Цзэдуном. Он наклеил ему ярлык; дал ему определение с точки зрения ортодоксального марксиста. Сталин часто называл Мао Цзэдуна «(не настоящим, а) маргариновым марксистом».[353]
Уже упоминавшийся работник внешнеполитического фронта КПК – КНР У Сюцюань в своих воспоминаниях отмечал, что «после подписания вышеуказанных договора и соглашений (14 февраля 1950 г. – Ю.Г.) два государства к тому же сделали совместное заявление о том, что договор и соглашения, заключенные Советским Союзом в августе 1945 г. с бывшим гоминьдановским правительством Китая, все без исключения утратили свою силу».[354]
Из этого следовало, что Мао Цзэдун желал представить дело таким образом, что КНР свободна от обязательств, которые взяли на себя Китайская Республика и Чан Кайши в отношении вопроса о МНР, согласившись с тем, что вопрос о ее независимости будет решаться путем всенародного плебисцита.
В 1945 г. Советский Союз, Сталин, беря на себя обязательства вступить в военные действия против Японии, по существу, соглашался пожертвовать жизнями своих бойцов ради разгрома японского милитаризма – общего врага СССР, Китая, других союзных держав. В то же время в качестве одного из условий вступления в войну против Японии Сталин потребовал признать независимость и самостоятельность такого государства монгольской нации, как Монгольская Народная Республика, учитывая ее вклад в дело общей борьбы против милитаристской Японии и во Вторую мировую войну в целом. Здесь, очевидно, нашла свое проявление последовательная линия в политике Сталина на то, чтобы закрепить в международных юридических документах сам факт национального самоопределения монгольской нации, о чем в принципе шла речь еще в Обращении СНК РСФСР к китайскому народу и правительствам Южного и Северного Китая, датированном 25 июля 1919 г. Сталин воспользовался возможностью добиться от США и Великобритании признания статус-кво МНР; он также сумел получить согласие президента США Рузвельта на то, чтобы США воздействовали на Чан Кайши и Китайскую Республику, практически заставив их смириться со статус-кво МНР. В условиях 1945 г., будучи заинтересован в разгроме Японии с помощью Советской Армии, а также будучи вынужден считаться с позицией президента США, Чан Кайши в конечном счете пошел на удовлетворение требования Сталина, исходя прежде всего из того, что без вступления СССР в войну против Японии Китаю, США, другим союзным державам пришлось бы на протяжении довольно длительного времени (месяцами, если не целый год) вести войну и жертвовать жизнями миллионов своих, а не русских (советских) солдат.
Мао Цзэдун в качестве главы нового государства, то есть в качестве председателя правительства КНР, судя по заявлению У Сюцюаня, безусловно отражавшего мнение Мао Цзэдуна, стремился по-своему интерпретировать высказывание Сталина о том, что договор 1945 г. был неравноправным, и утверждать в сознании людей в КНР, а также за ее рубежами, что договоренности Сталина и Чан Кайши в 1945 г. «все без исключения» «утратили свою силу».
С точки зрения Мао Цзэдуна, это, возможно, в первую очередь означало, что он снова ставит в повестку дня при обсуждении двусторонних отношений вопрос о Монголии.
Очевидно, что именно исходя из такого толкования этого вопроса в 1954 г. Чжоу Эньлай, выражая мнение Мао Цзэдуна, вновь поднимал перед Н.С. Хрущевым и другими советскими руководителями, преемниками Сталина, вопрос о вхождении МНР в состав КНР. Здесь Мао Цзэдун и Чжоу Эньлай проделывали нечто подобное своему же пируэту в отношении того, что ими трактовалось как «обещание Ленина вернуть Китаю незаконно отторгнутые у него Россией китайские земли»; согласно трактовке Мао Цзэдуна, Ленин обещал это сделать, но не успел выполнить свое обещание, а Сталин не пожелал выполнить обещание Ленина. Что же касается Монголии, то по логике Мао Цзэдуна получалось, что Сталин в 1949 г. признал договоренности с Чан Кайши в 1945 г. неравноправными, а следовательно, обещал пересмотреть вопрос о Монголии, то есть обещал вернуть ее Пекину; Сталин умер, не успев выполнить свое обещание, а его преемники, прежде всего Н.С. Хрущев, не захотели выполнить обещание Сталина относительно судьбы Монголии.
Это характерный пример причудливости мышления Мао Цзэдуна, который постоянно стремился умозрительно фабриковать позицию партнера, в данном случае Сталина, а затем по-своему толковать ее, особенно тогда, когда партнера либо уже не было в живых, либо когда по объективным причинам открытое публичное сопоставление точек зрения сторон оказывалось невозможным.
В данном случае все дело в том, что Сталин действительно говорил о неравноправном характере договора 1945 г., имея при этом в виду те его части, которые относились к КЧЖД, Порт-Артуру и Дальнему. Что же касается высказываний У Сюцюаня, отражавших позицию Мао Цзэдуна и его преемников, то обращение к документам, по крайней мере опубликованным в СССР, представляет эту картину в ином свете. Сталин был вполне последователен в своей позиции.
В советско-китайском коммюнике о подписании 14 февраля 1950 г. договора и соглашений между Советским Союзом и Китайской Народной Республикой, в частности, содержалось следующее положение:
«В связи с подписанием договора о дружбе, союзе и взаимной помощи и соглашения о Китайской Чанчуньской железной дороге, Порт-Артуре и Дальнем г. Чжоу Эньлай и А.Я. Вышинский обменялись нотами о том, что заключенные 14 августа 1945 года между Китаем и Советским Союзом соответствующие договор и соглашения потеряли силу, а также, что оба правительства констатируют полную обеспеченность независимого положения Монгольской Народной Республики в результате референдума 1945 года и установления с ней дипломатических отношений Китайской Народной Республикой».[355]
