– В гостинице за номер заплатить надо (обычно оплатой проживания артистов занимался эстрадный администратор. – В. С.).
Смеются:
– Не волнуйтесь. Заплатят…
– Чемоданчик мой прихватить бы…
– И чемоданчик никуда не денется.
Действительно: с чемоданчиком я встретился в первую же ночь, проведенную не в дороге (интересно где? – В. С.). И счета мне администрация не прислала, видно, кто-то заплатил за меня. Привезли – куда не знаю. Позже выяснилось, что это гостиница. И оставили одного (без охраны? – В. С.). Через некоторое время снова повезли куда-то. И опять незнакомая комната. Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал сразу. Отвечаю:
– Здравствуйте. А я вас на руках носил…
– Как это на руках? – удивился Сталин.
– Первого мая… На демонстрации…
Сталина заинтересовало положение в Польше, мои встречи с Пилсудским и другими руководителями Речи Посполитой. (И это тогда, когда Польша была захвачена немцами?! – В. С.). Индуктором моим он не был.
После довольно продолжительного разговора, отпуская меня, Сталин сказал:
– Ох и хитрец вы, Мессинг!
– Это не я хитрец, – ответил я. – Вот вы так действительно хитрец!
М. И. Калинин незаметно потянул меня за рукав».
Удивляет в этой сцене многое: и доставка Мессинга в Москву не на поезде, а на машине, что с ночевкой значительно увеличивало переезд; и неожиданное появление в комнате Калинина. Непонятно, в чем заключалась хитрость Мессинга, обычно человека прямого и честного. Впрочем, не лесть и подобострастие, к которым Сталин привык, а именно честность считал он хитростью. И наконец, поражают смелые слова Мессинга: «Вот вы так действительно хитрец!» Если они и прозвучали, то, значит, Мессинг «прочитал» Сталина, понял его сущность, «двойное дно», разницу между словом и делом. И даже за это не заслужил упрека вождя. Может, тот растерялся от неожиданно сказанной ему в лицо правды? Сомнительно. В любом случае похвалим литзаписчика за эту сценку, в которой Мессинг предстал героем, без каких-либо преувеличений, возможно, даже сам не подозревая об этом.
Мессинга вывели из Кремля, посадили в машину, из окна которой он увидел лишь кусочек центра столицы. Вольфу предстояло жить в Москве, но об этом ему не подсказывали даже качества ясновидца. Он с волнением ожидал следующих дней – дадут ли ему работу и какую. Но два дня к нему в номер лишь приносили еду. На третий день заявился человек в темно-сером костюме и форменной фуражке и повез в банк.
– Проверим ваши способности, – сказал он.
– Зачем? Я – Вольф Мессинг!
– Знаю, – ответил человек, – но одно дело быть Вольфом Мессингом там, другое дело стать им здесь.
– Что? Тут другие люди?
– Другие! Советские! – с пафосом произнес человек в фуражке.
Мессинг с опаской посмотрел на него. С первых шагов жизнь на советской земле показалась ему странной и непредсказуемой. Он попал сюда неподготовленным, его не встретили, по уже сложившейся традиции, как почетного гостя. У него не было опытного импресарио. И самое неловкое – Вольф очутился в России без знания русского языка. Он не мог разговаривать, выучив лишь отдельные слова. С помощью этих слов, жестов удавалось понять собеседника, но не всегда точно. В книге мы не будем коверкать язык Мессинга, что затруднило бы, и без особого смысла, повествование о нем.
Итак, Мессинга привезли в Госбанк и поручили получить 100 тысяч рублей по чистой бумажке. Опыт этот едва не кончился трагически. Вот как он описан в мемуарах: «Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради чистый листок. Раскрыл чемодан и поставил его у окошечка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Открыл кассу. Отсчитал сто тысяч. Для меня это было повторением того случая с железнодорожным кондуктором, которого я заставил принять бумажку за билет. Только теперь это не представляло для меня, по существу, никакого труда. Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. Когда эта формальность была закончена, с тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на меня, перевел взгляд на чистый тетрадный листок, насаженный им на один гвоздик с погашенными чеками, на чемодан, из которого я стал вынимать тугие нераспечатанные пачки денег… Затем неожиданно откинулся на стуле и захрипел… Инфаркт? К счастью, он потом выздоровел».
Мессингу не понравилась ни эта бесчеловечная проверка, ни другие, участившиеся. Он читал мысли их организаторов, они относились к нему недоверчиво, как к врагу, считали опасным, способным на преступление, на шпионаж: «Врешь ты все… Только спусти с тебя глаз. Такие способности, да чтобы их для себя не использовать может только идиот… А ты все сечешь. И притворяешься, что не знаешь языка. Понимаешь все, когда от тебя требуют. Хочешь войти в доверие, вызнать то, что тебе нужно, а потом передать связному, который, возможно, живет в одной с тобой гостинице, шпионская морда!»
Мессинг не понимал такого отношения к себе, мысленно восклицая: «Ведь я не совершил ни одного непорядочного поступка!», был раздражен этим и еще многим, что предстояло ему испытать, но благодарность к стране, спасшей его от гибели, перевесила все унижения и обиды. Единственный вид протеста – не учить русский язык, пусть всегда его принимают за шпиона и выпучивают глаза, когда узнают, что он – Вольф Мессинг.
Последнее проверочное задание дал сам Сталин – войти без пропуска в его кабинет. Надо было миновать три поста, что для Мессинга труда не составило, – это легче, чем освободиться из карцера в немецком полицейском участке. Когда Сталин увидел вошедшего Мессинга, он резко вскинул брови:
– Не люблю халтуру.
– Я тоже, – побледнел встревоженный Мессинг.
– А вы, Вольф Григорьевич, настоящий волшебник. Я уверен, что мы еще будем полезны друг другу. А пока… – Сталин прищурился, и столько коварных мыслей закружилось в его голове, что Мессинг, пытаясь прочитать их, запутался и наморщил лоб. – А пока… поезжайте в Брест. Вы там перешли границу?
– Там рядом Польша, где я находился.
Сталин вдруг рассмеялся:
– Мой друг оценил вашу голову в двести тысяч марок. У нас своя валюта – патриотизм. Наши люди не продаются и не покупаются. Не хотите ли вы показать свои психологические опыты трудовому крестьянству Брестской области?
– Пожалуйста, – ответил Мессинг, – в колхозах, в городах, где пожелаете.
– В городах, пожалуй, рановато, – заметил Сталин. – Со временем наши ученые составят специальную аннотацию, предваряющую ваше выступление, с которой вы сможете показывать свои опыты даже нашему партактиву. А пока, – вдруг улыбнулся Сталин, – у меня будет свой ясновидящий. И надеюсь, вы не предадите меня, как Ганусен Адольфа, не сфальшивите, как Гаммоне перед Наполеоном, испугавшийся сказать ему правду о предстоящем поражении. У меня есть историческая справка по этому вопросу. Вы не замечены ни в обманах, ни в предательствах. Пока поезжайте в Брестскую область. Товарищи там уже предупреждены о ваших гастролях, – заключил Сталин и стал читать что-то напечатанное на машинке, показывая этим, что встреча закончена.
