«… B Европе установились новые границы, — пишет британский историк Д. Киган. — Они не имели ничего общего с прежними, кое-как охраняемыми, проницаемыми границами, которые можно было пересечь без предъявления паспорта на редких таможенных постах и в других местах». Новые границы больше напоминали земляные валы римских легионеров, охранявших империю от набегов северных варварских племен. Земляные укрепления использовались в войнах и прежде: во время Гражданской войны 1861–1865 годов в США, во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов, во время последней Русско-японской войны. Но ничто не могло сравниться по протяженности, глубине и сложности с оборонительной системой, развернувшейся в 1915 году по территории всей Европы: от Мемеля на Балтике до Черновиц на Буковине, от Ньивпорта в Бельгии до швейцарской границы в районе Фрайбурга линия земляных укреплений протянулась на 2000 километров. Колючая проволока, изобретение американских ковбоев XIX века, начала появляться весной 1915 года, натянутая между противоположными окопами. Была построена целая система подземных укрытий — блиндажей, а также вспомогательные и резервные линии в тылу.
Но по сути своей окопная линия представляла собой обычную канаву, достаточно глубокую, чтобы укрыть человека, и достаточно узкую, чтобы быть трудноуязвимой целью для навесного огня при артобстреле. Окопы были снабжены выступами, призванными улавливать осколки и шрапнель, рассеивать взрывную волну, пригодными для того, чтобы встречать атакующих винтовочным и пулеметным огнем с более близкой дистанции.
Технические характеристики окопов зависели от состояния почвы: в сырой или каменистой земле их делали неглубокими, с высокой земляной насыпью на внешней стороне, на которую обычно выкладывались мешки, набитые песком. Чем суше и податливее была земля, тем в меньшей степени она требовала инженерных придумок: деревянной крепи или плетня вдоль внутренних стен окопа. Однако блиндажи в таком случае требовалось делать более глубокими. Они превращались в целую систему подземных катакомб, в которые приходилось спускаться по лестницам. Линия передовой представляла собой основную линию обороны и сооружалась с большим запасом прочности.
Не существовало никакой стандартной, или типовой, системы траншей. Их вид менялся в зависимости от местности и от фронта. На широких участках Восточного фронта нейтральная полоса — пространство, разделяющее передовые противоборствующих сторон, — составляла две-три тысячи метров. В других же местах нейтральная полоса могла иметь ширину триста-четыреста метров, а в иных случаях — и того меньше.
В условиях подобной «окопной войны» попытки наступления и вообще любые атакующие действия, как правило, оказывались обреченными на неуспех. От «стратегии сокрушения», господствовавшей в европейской военной науке начала XX века, обе воюющие стороны перешли к «стратегии измора», или «позиционной войне». В подобной войне, когда войска неделями, а то и месяцами стояли на своих позициях, не предпринимая активных масштабных наступательных действий, огромное значение имели действия диверсионных частей регулярной армии, или, как тогда их называли, по аналогии с Отечественной войной 1812 года, «партизанских отрядов».
Подобные отряды должны были решить еще одну специфическую задачу — поднять боевой дух русской кавалерии, в основной массе отведенной с передовых позиций. Отряды набирались из добровольцев-офицеров, казаков и солдат кавалерийских частей. Всего было сформировано около 50 таких отрядов различного состава, находившихся в ведении походного атамана всех казачьих войск великого князя Бориса Владимировича. Однако партизанская война получила лишь локальное, ограниченное развитие. Многие организованные отряды либо бездействовали, либо «безобразничали», обращая, по словам генерала Г. Богаевского, «свою энергию и предприимчивость против мирных жителей». В то же время весьма хорошо себя зарекомендовали отряды под командованием Б. В. Анненкова, Л. Ф. Бичерахова, И. Ф. Быкадорова, А. Г. Шкуро и ряда других командиров.
Барон Унгерн далеко не сразу оказался в подобном отряде. Когда полк родного Забайкальского войска прибыл к месту военных действий, Унгерн подал прошение о возвращении в свое войско и 1 декабря 1914 года был прикомандирован к 1-му Нерчинскому казачьему полку Уссурийской дивизии. Перевод Унгерна в Нерчинский полк вызвал большой интерес среди офицеров и казаков: кавалеры высшего военного ордена Российской империи встречались нечасто. Но новоприбывший сотник Унгерн о своих боевых делах практически ничего не рассказывал: по дивизии лишь ходили глухие слухи, что «Роман Федорович заслужил орден за взятие с сотней донцов какой-то высоты на Австро-Германском фронте. Слышно было, что подвиг этот являл собой случай выдающегося героизма», — писал позже сослуживец Унгерна.
Сразу же по прибытии в полк барон бросается на передовую — долгое пребывание в тылу, без «дела», без войны, казалось ему невыносимым. Он принимает участие в боях у селений Млады-Цеханов, Швендры-Радзвяны, Пепеляны… 5 июня 1915 года его награждают орденом Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» «за отличия в делах против неприятеля», как сухо сообщают строки из послужного списка. Однако пришедшие на смену кавалерийским атакам позиционные бои не могут удовлетворить Унгерна: его импульсивной натуре требуются активные действия, конные атаки, риск, адреналин в крови. В сентябре 1915 года Унгерна командируют в «Конный отряд особой важности при штабе Северного фронта» — сводную фронтовую часть, которая должна была вести глубокую разведку в тылу противника, проводить диверсионные акции, осуществлять захват языков, проводить топографические съемки местности у передовых позиций противника — словом, выполнять то, что в учебниках по военной стратегии начала XX века обозначалось как «партизанское дело».
… Профессор тактики Николаевской академии Генерального штаба генерал Б. М. Колюбакин любил задавать поступающим в академию офицерам свой «коронный» вопрос. Колюбакин просил определить одним словом, каким, по мнению офицера, должен быть настоящий партизан. Какое бы определение ни давал поступающий — «отважный», «сметливый», «напористый», «выдержанный», — все эти ответы не устраивали генерала Он считал, что все понятия о партизане должны быть сведены к одному — «отчаянный». Сотник Р. Ф. Унгерн-Штернберг как нельзя лучше подходил под это колюбакинское определение партизана.
В книге О. Хорошиловой «Войсковые партизаны Великой войны» собраны уникальные документальные свидетельства о боевых действиях партизанского отряда под командованием атамана Л. Н. Пунина, в которых принимал участие и сотник Унгерн.
