Пора возвращаться в семидесятые годы.
Я готовлюсь на свадьбу и беру у дежурной электрический утюг, глажу брюки, чищу пиджак, посматриваю на часы. Нет, рановато. Приглашен на семь. Л спать поздно. Прогулка с Милочкой здорово меня утомила.
Однако еще больше утомляет мысль о том, что придется целый вечер сидеть за столом, отказываться от коньяка, беседовать с совершенно незнакомыми людьми, выслушивать и произносить тосты, улыбаться, жать руки и кричать «горько!».
Хоть бы не вернулся из своей командировки Альберт и забыла обо мне Милочка. Вот бы хорошо. Я смог бы погулять один по городу, вспомнить…
Но без четверти семь стук в дверь. Милочка приехала за мной на такси.
Альберта все еще нет. Он даже не позвонил. Синоптики предсказывают грозу, ливневые дожди, циклон. Милочка беспокоится.
Сорок два года она беспокоится о муже. Да и не о нем одном. О сестрах, о всех своих родственниках, стариках и юношах, обо всех.
– Но ведь ты слесарь-наладчик, большой специалист, активистка-комсомолка, талантливая актриса, ты была украшением нашей мастерской, тебя любой театр принял бы. В чем дело, почему ты осталась не у дел, только жена своего мужа, старшая сестра, свояченица, сноха, невестка, золовка и больше никто?
– Видишь ли, курносый, в каждой семье обязательно есть человек, который живет только ради своей семьи. Кто-то должен объединять всех, навещать, заботиться, быть в курсе жизни всех. Конечно, это неправильно, при полном коммунизме так не будет. Но пока что… Ну вот заболеет кто-нибудь, кто-нибудь родит, кто-нибудь защищает диссертацию, а кто-нибудь уезжает в далекую командировку, и некуда девать детей, кто-нибудь готовится к рекорду, а кто-нибудь приехал, а кто-нибудь поссорился, и дело доходит прямо-таки до развода. Ну вот все сразу к тете Милочке, спасай, старуха! И старуха появляется. Ты знаешь, как трудно было организовать сегодняшнюю свадьбу на сорок человек? Но я нашла большую квартиру, купила продуктов, вина, связалась с рестораном, выписала невесте свадебное платье из Польши, там у меня подруга детства. Ты увидишь, как будет сегодня хорошо. Только бы Альберт… Смотри, какие тучи, кругом все обложило, наверно, на дорогах потоп, гроза, как бы он не попал…
– Вернется твой Альберт, – с неожиданным раздражением говорю я. – Вернется… А может быть, мне неудобно ехать на свадьбу? Тем более с пустыми руками, цветов здесь купить негде, я пытался. У вас там все родные, друзья, все знают друг друга, а я…
– Очень удобно. Они все слышали о тебе, ждут. И Альберт будет рад…
Милка права. Меня встречают радушно, сажают на почетное место, а потом очень быстро забывают и начинают говорить о своих делах. О комбинате, о листопрокатном, о конструкторском бюро, о новых сдвоенных ваннах на мартенах, о людях, которых я совсем не знаю.
Милочка хозяйничает и все посматривает на дверь, на окно.
Вода и ветер грозно обрушиваются на город. Одиннадцатый час, сказаны все тосты, поцелуи произведены, пожелания изложены, Альберта нет.
Молодой муж звонит в милицию, там у него работает друг, узнает, нет ли каких дорожных происшествий. Звонят в городок, где в командировке Альберт. Он выехал еще днем, после обеда. Я стараюсь отвлечь Милочку от мрачных предчувствий, начинаю рассказывать об этом городе – каким он был сорок два года назад. Рассказ мой никого не удивляет и не потрясает. Знаем, знаем, тысячи раз слышали и читали о бараках, палатках, комсомольцах, штурмах.
Из вежливости меня не перебивают. Но слушают без всякого интереса. Это естественно. Большинство гостей родилось гораздо позднее описываемых мной событий. Конечно, интересно, но сколько можно?!
Тогда, чтоб поддержать интерес ко мне и отвлечь Милочку, я перехожу на другую тему. Я рассказываю о своих встречах с великими людьми, о том, как я видел Есенина, ходил на все вечера Маяковского, встречал Горького, видел Станиславского, хорошо знаком с Райкиным… Тут уж меня вовсе перестают слушать и потихоньку разговаривают о своих делах. И мне становится грустно. Я так хотел провести сегодняшний вечер с Милочкой и Альбертом. Но Милочка на кухне, хлопочет, ей не до меня. Альберта нет и нет…
Думаю об Альберте.
Когда я чувствую себя одиноким, вижу, что никому до меня нет дела, я перевоплощаюсь и летаю из одного времени в другое, легко преодолеваю тысячи километров, десятилетия, возраст. Сейчас я улетаю в тысяча девятьсот двадцать пятый год, на комсомольское собрание в Театре Революции. Идет вопрос о вступлении старых комсомольцев в партию. Из речи Фимки Хвесина я узнаю, что Берта был рабочим на гвоздильном в Елисаветграде, где дружил с такими же, как он, первыми комсомольцами города, юными поэтами Михаилом Светловым и Михаилом Голодным… А потом – низенькая комнатка в Охотном ряду и среди штаба синеблузников, готовящих программу к десятилетию Октября, и он, Берта, руководитель одной из групп.
…А потом здесь, на Урале, сорок два года назад, вместе со всеми трамовцами, прямо с репетиции мы бежим на доменный участок, вода заливает котлован, до утра, а потом еще сутки Альберт по пояс в ледяной воде откачивает воду, роет траншею для стока подпочвенного ключа… Потом две недели болеет ангиной.
В темной, опустевшей Москве первых месяцев войны я встретил его на улице Горького. Он бежал на призывной пункт, вместе с собственной ложкой и кружкой. Маленький, растрепанный, очень возбужденный, он помахал мне рукой:
– Прощай, старик!
Он был политруком истребительного батальона, попал в окружение, потерял две трети батальона, вернулся в Москву, был представлен к ордену, не успел получить его, был отправлен на Восток, потом на Север. Там трудился на руднике, спасал людей от голода и цинги, сам делал за многих тяжелую работу, вновь соединился с Милочкой, вернулся в Москву, опять послан на свой старый пост в профсоюзы, организовал театральный коллектив во Дворце строителей, где ставил разные пьесы, в том числе и одну мою.
Так уж повелось, что профсоюзных деятелей обычно выводили в театре, в кино, в рассказах как персонажей комических. С туго набитым портфелем, суетливая, малограмотная и в общем-то мало кому нужная личность. В самом деле – у нас государство рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Зачем же еще этот профсоюзник? Кого и от кого он должен защищать?
Однако об Альберте Душенко никто так не думает. Наоборот! Он являет совсем новую фигуру. Защитник неотъемлемых прав строителей, враг несправедливостей, которые еще случаются, невнимания к нуждам производства и быта.
Восьмой год ездит по Уралу, следит за точным, буквальным выполнением договоров, за техникой безопасности, за борьбой с нарушителями чистоты земли, воды, воздуха.
