о которой всю жизнь не только не заботился, но и не думал.
К чему свобода,
когда мы всю жизнь любили друг друга и старались сделать все приятное и радостное друг для друга.
Л. Н. Толстой на прогулке около реки Воронки. 1908. Фотография В. Г. Черткова
Л. Н. Толстой в кабинете яснополянского дома. 1909. Фотография В. Г. Черткова
В. Г. Чертков. 1909. Телятинки. Фотография Т. Тапселя
Опять я пришла в безумное отчаяние, опять поднялась ревность к Черткову самая едкая, и опять я поплакалась до изнеможения и головной боли. Думала о самоубийстве, думала, что надо убрать себя из жизни Льва Ник. и дать ему желанную свободу. Я пошла в свою комнату, достала фальшивый пистолет, и, думая приобрести себе настоящий, попробовала выстрелить из пугача. Потом, когда Лев Ник. вернулся с верховой езды, я выстрелила и вторично, но он не слыхал» [80].
Из «Дневника для одного себя»
Льва Николаевича Толстого
26 сентября
Опять сцены из-за того, что я повесил портреты, как были. Я начал говорить, что невозможно так жить. И она поняла. Душан говорил, что она стреляла из детского пистолета, чтобы испугать меня. Я не испугался и не ходил к ней. И действительно, лучше. Но очень, очень трудно. Помоги, Господи.
27 сентября
Как комично то противоположение, в котором я живу, в котором без ложной скромности: вынашиваю и высказываю самые важные, значительные мысли, и рядом с этим: борьба и участие в женских капризах, и которым посвящаю большую часть времени.
Чувствую себя в деле нравственного совершенствования совсем мальчишкой, учеником, и учеником плохим, мало усердным.
Вчера была ужасная сцена с вернувшейся Сашей. Кричала на Марью Александровну (Шмидт, единомышленница Л. Н. Толстого. — В. Р.). Саша сегодня уехала в Телятинки. И она преспокойная, как будто ничего не случилось. Показывала мне пугач-пистолет — и стреляла, и лгала. Нынче ездила за мной на прогулке, вероятно, выслеживая меня. Жалко, но трудно. Помоги, Господи.
Из дневника Льва Николаевича Толстого
27 сентября
С утра проводил Сашу — она уехала совсем в Телятинки. Гулял, записал прибавление к письму Грота. Дома книжки и письма. Больше ничего.
Из «Дневника для одного себя»
Льва Николаевича Толстого
28 сентября
Очень тяжело. Эти выражения любви, эта говорливость и постоянное вмешательство. Можно, знаю, что можно все-таки любить. Но плох.
Л. Н. и С. А. Толстые в гостях у М. А. Шмидт в Овсянникове. Апрель 1903 г. Фотография А. Л. Толстой
Л. Н. Толстой и А. Л. Толстая. Перед отправкой почты в Козлову Засеку. Ясная Поляна. 1903. Фотография И. В. Толстого
Из дневника
Льва Николаевича Толстого
29 сентября
Встал рано. Мороз и солнце. Все слаб. Гулял. Сейчас вернулся. Прибежала Саша. Софья Андреевна не спала и тоже встала в 8-м часу. Очень нервна. Надо быть осторожнее. Сейчас, гуляя, раза два ловил себя на недовольстве то тем, что отказался от своей воли, то тем, что будут продавать на сотни тысяч новое издание, но оба раза поправлял себя тем, что только бы перед Богом быть чистым. И сейчас сознаешь радость жизни.
Из «Дневника для одного себя»
Льва Николаевича Толстого
29 сентября
Саша хочет еще пожить вне дома. Боюсь за нее. Софья Андреевна лучше. Иногда находит на меня ложный стыд за свою слабость, а иногда, как нынче, радуюсь на эту слабость.
Нынче в первый раз увидал возможность добром — любовью покорить ее. Ах, как бы…
30 сентября
Нынче все то же. Много говорит для говоренья и не слушает. Были нынче тяжелые минуты от своей слабости: видел неприятное, тяжелое, где его нет и не может быть для истинной жизни.
Из дневника
Льва Николаевича Толстого
30 сентября
Софья Андреевна говорит, что не понимает любви к врагам, что в этом есть аффектация. Она, да и многие не понимают этого, главное, потому, что думают, что то пристрастие, которое они испытывают к людям, есть любовь.
Л. Н. и С. А. Толстые в годовщину свадьбы. Ясная Поляна. 23 сентября 1905 г. Фотография С. А. Толстой
Из «Дневника для одного себя»
Льва Николаевича Толстого
1 октября
Ужасно тяжело недоброе чувствок ней, которое не могу преодолеть, когда начинается это говоренье, говоренье без конца и без смысла и цели. Черткова статья о душе и Боге, боюсь, что слишком ум за разум. Радостно, что одно и то же у всех истинно самобытных религиозных людей. У Antoin’а le Guérisseur (Антуан целитель. — В. Р.) то же.
2 октября
С утра первое слово о своем здоровье, потом осуждение, и разговоры без конца, и вмешательство в разговор. И я плох. Не могу победить чувства нехорошего, недоброго. Нынче живо почувствовал потребность художественной работы и вижу невозможность отдаться ей от нее, от неотвязного чувства о ней, от борьбы внутренней. Разумеется, борьба эта и возможность победы в этой борьбе важнее всех возможных художественных произведений.
Из дневника Льва Николаевича Толстого
2 октября
Встал больной. Походил. Северный, неприятный ветер. Ничего не записал, но ночью очень хорошо, ясно думал о том, как могло бы быть хорошо художественное изображение всей пошлости жизни богатых и чиновничьих классов и крестьянских рабочих, и среди тех и других, хоть по одному духовно живому человеку.
3 октября
Вчера не дописал вечера. Хорошо говорил с Сережей и Бирюковым о болезни Сони. Потом прекрасно играл Голденвейзер и с ним хорошо поговорили. Тани не дождался, поздно заснул. Сегодня ночью, странное дело, упорно видел скверные сны. Проснулся рано, погулял по хорошей погоде, приехала Саша. С ней хорошо. Писать не хочется.
Л. Н. Толстой (улыбающийся). Ясная Поляна. 1907. Фотография В. Г. Черткова
Записать: 1) Я себе много раз говорил, что при встрече, при общении со всяким человеком надо вспоминать то, чтоперед тобой стоит проявление высшего духовного начала, и соответственно этого воспоминания обойтись с ним. Вспомнить значит сознать себя, т. е. вызвать в себе Бога. А если вызвал, и уже не ты будешь обходиться с этим человеком, а Бог в тебе, то все будет хорошо.
2) Музыка, как и всякое искусство, но особенно музыка вызывает желание того, чтобы все, как можно больше людей, участвовали в испытываемом наслаждении. Ничто сильнее этого не показывает истинного значения искусства: переносишься в других, хочется чувствовать через них.
Из письма Александры Львовны Толстой С. А. Толстой
2 октября 1910 г. Телятинки
«…Отъезд мой, так же как и приезд обратно,
