Но эта церемония, проходившая под пристальными взглядами первых джентльменов королевства, стала для нее тем испытанием, которого она будет страшиться всю свою жизнь. Ее нервное напряжение было столь сильным, что она упала в обморок, когда с нее снимали тяжелую мантию красного бархата, подбитую горностаем. Возвращаясь в Бу-кингемский дворец, она вновь улыбалась восторженно приветствовавшему ее народу, словно испытывая облегчение после достойно выполненного долга.
Тщедушный и напыщенный Штокмар не оставлял ее, продолжая забрасывать советами и предостережениями Леопольда. Но Виктория уже начала отдавать предпочтение обольстительному лорду Мельбурну. Еще в их первую встречу королева попала под действие чар этого высокообразованного пятидесятивосьмилетнего мужчины с седеющими висками и ласково-меланхоличным взглядом карих глаз, который всегда умел нравиться женщинам.
Вся жизнь лорда Мельбурна была сплошной чередой побед и разочарований. Его жена, эксцентричная Каролина Понсонби, дочь графа Бессборо и племянница герцога Девоншира, была любовницей Байрона, свою связь с поэтом она описала в книге, послужившей причиной громкого скандала. Спустя два года, когда Байрон, устав от ее экзальтированности, бросил ее, лорд Мельбурн, сохранивший к жене нежные чувства, по-рыцарски простил ее. Он отказался развестись с ней вопреки настояниям всей родни, считавшей Каролину сумасшедшей. Она умерла у него на руках в 1828 году, оставив ему умственно отсталого сына, который скончался за несколько месяцев до того, как Виктория взошла на престол. С тех пор Мельбурн смотрел на мир без иллюзий, но и без озлобленности. Под его руководством юная королева открывала для себя власть и способы вершить ее, равно как и способы обходиться с таким великим действующим лицом истории, каковым является общественное мнение.
Когда разгорелся скандал из-за его жены, он предпочел уединиться и углубился в чтение: читал все, что представляло мало-мальский интерес, особенно много книг он прочел по теологии. Он скупал все, что появлялось в печати. Не было ни одного древнегреческого или латинского классика, чьи сочинения остались бы без его комментариев. Он вполне мог бы стать философом, равным Монтеню, но смерть старшего брата, а затем и отца привела его в политику. Он делал вид, что не слишком увлечен подобного рода деятельностью, но при этом демонстрировал поразительную работоспособность.
Ложился спать и просыпался он поздно и порой совершал свой утренний туалет глубоко за полдень, а посему посетителей принимал либо в постели, либо во время бритья. Однажды, сидя у себя в кабинете, он слушал каких-то очередных визитеров, рассеянно дуя на перо. Но вскоре его собеседники смогли убедиться, что он прекрасно знает их дело, так как предыдущей ночью досконально изучил их досье.
Эксцентричный и снисходительный, циничный и оптимистичный, прямой и сдержанный, лорд Мельбурн был ко всему прочему еще и сентиментальным. Его до глубины души тронули отвага и неискушенность этой юной девушки, которую ее немецкие опекуны, по всей видимости, не ознакомили с историей династии, наследницей которой она стала. Он описал ей жизнь ее деда Георга III, поведал, с какой скоростью тот поглощал пищу, и рассказал множество анекдотов о ее беспутных дядьях. Он копировал Вильгельма IV, который кричал: «Да я скорее дьявола пущу в свой дом, чем вига!» Ему всегда нравилось учить других. А Виктория обожала учиться у него: «Я с огромным удовольствием слушаю его. У него горы познаний и великолепная память. Он знает все обо всем и обо всех, знает, кто кем был и кто что сделал. Он превосходно все объясняет. Это приносит мне неизмеримую пользу».
Первым делом он постарался объяснить ей, какой должна быть королева Англии. Она имеет право награждать и наказывать. Она не может низлагать правительство или действовать наперекор парламенту. «Он самая большая моя опора как в политическом плане, так и в личном!» — писала она своему дядюшке Леопольду спустя пять дней после восшествия на престол, а тот, раздосадованный этим потоком похвал, советовал ей не пренебрегать все же советами Штокмара.
Но суровое выражение лица и тонкие ноги чересчур осторожного и при этом амбициозного немецкого медика никак не вдохновляли юную королеву. Вот лорд Мельбурн был хорош по всем статьям. Природа одарила его и красотой, и умом, и богатством. Уже четыре года он был у власти. И этот выдающийся человек стал ее «другом», более того — он считал ее очаровательной женщиной и относился к ней с тем безграничным терпением, какое когда-то проявлял к своей супруге. Виктория не помнила отца, а Мельбурн недавно потерял своего единственного сына. Между ними установились весьма двусмысленные отношения. «Ее чувства, — отмечал Гревилл, — были сексуального порядка, хотя сама она не осознавала этого». Большая платоническая любовь зарождалась между ними, но как забавно они смотрелись рядом! «Элегантный, утонченный джентльмен высокого роста с густыми бровями и умным взглядом. И королева — маленького росточка, светловолосая, грациозная, живая, в своем простом девичьем платье, с чуть приоткрытым ртом, не сводившая с него своих серьезных глаз навыкате, в которых читалось обожание».
Виктория росла, окруженная неусыпным вниманием, но ей не хватало нежности и понимания. Его поражала ее робость вкупе с повышенной нервной возбудимостью. Ее умение скрывать свои чувства, что он считал ненормальным для девушки ее возраста. Он использовал любую возможность похвалить ее, и всякий раз это приводило ее в восторг. Очень скоро дневник ее запестрел записями о лорде Мельбурне, ее герое, которого она теперь называла не иначе как лорд М: «Ни одному министру, ни одному другу я никогда не доверяла так, как этому замечательному лорду М».
