В гостинице «Метрополь» я нашел только Карахана, очень умного, осторожного и весьма неблагосклонно относящегося к немцам помощника Чичерина. Встреча с ним по поводу такого серьезного и трагического события началась почти комически, поскольку большевистский дипломат, приняв нас, видимо, за покушающихся на его жизнь, при нашем появлении ринулся с какой-то дамой в соседнюю комнату, заперся в ней и вышел только после длившихся некоторое время увещеваний. Наше известие его явно потрясло. Он обещал сообщить о случившемся во все необходимые инстанции и затем сразу прибыть в дом Берга. Там я увидел прибывшее уже подкрепление латышской охраны, прибывали также все новые и новые немецкие военнопленные. Первым из прибывших представителей советского правительства был Радек, который, как я позднее услышал, даже в этой обстановке не смог скрыть свой малоприятный характер. Следом за ним появились Чичерин и Карахан. Войдя в дом, Чичерин сказал мне, что эту весть он воспринял с глубоким прискорбием, но он убежден, что этот удар был нацелен в первую очередь против правительства, а не против нас. На это я не мог не заметить: «Ваша скорбь теперь не поможет, правительству следовало принять более серьезные меры против открытых подстрекательств и для защиты посланника».
Вскоре прибыли Свердлов, Ленин и пользующийся дурной славой председатель Чрезвычайной комиссии Дзержинский[58]. Прибыли также судебные комиссии, тайная полиция, солдаты, несколько сомнительного вида матросов. Беспорядочная сутолока под непрерывные грозовые раскаты. Большая столовая превращена в трибунал, перед которым один за другим представали свидетели. Д-р Рицлер и Шуберт провели политические прения с представителями Советов. Общее впечатление; правительственные круги обеспокоены и напуганы тем, что германская империя может сделать очень серьезные выводы и что, кроме этого, это политическое убийство развяжет внутреннюю борьбу. Нарком юстиции Глушко[59] самолично ведет расследование. Задержанный сразу после убийства человек (русский немец), утверждавший, что он ждал в вестибюле приема в качестве просителя, был для нас подозрителен, так как он один раз выходил и снова появился незадолго до взрыва. Вполне можно было предположить, что он должен был прикрывать убийц в случае их отхода через вестибюль. Но человека отпустили и должны были держать под наблюдением. Будут ли наблюдать? Описание обстоятельств убийства я откладываю до прояснения картины.
После происшедшего события удалось очень быстро связаться по телеграфу с Берлином. Обращение с соболезнованием ко всем близким немцев в Москве подействовало успокаивающе. Уже вечером была получена первая партия потребованного у правительства оружия для военнопленных; нам сообщили имена убийц, членов партии левых социалистов-революционеров, Блюмкина[60] и Андреева[61], а вскоре было названо даже место их убежища в Москве.
Распределение караулов, учебные сборы по тревоге, подготовка к обороне — все это длилось далеко за полночь. Поздно вечером стало известно о начале выступления левых эсеров против большевиков. Мы должны были быть готовыми ко всему. С 4 до 6 часов утра я должен был нести караульную службу в саду и на улице перед ломом миссии. Дождь прекратился. Далекие выстрелы свидетельствовали о том, что в Москве не все думали о сне. На нашем участке и в Денежном переулке полно красногвардейцев, большое количество пулеметов. Но чувство нашей безопасности от этого не повысилось. Наш импровизированный собственный караул, несмотря на утраченную дисциплину военнопленных, лучшая наша защита.
Около 5 часов утра — я как раз находился на улице — прибыло несколько грузовиков с красногвардейцами с пулеметами в боевом положении за бронированными щитами, под командованием Радека в военном облачении, на котором особенно выделялся подвешенный на поясе пистолет размером с небольшое осадное орудие. Он привез ящики с ружьями и патронами для немецкого караула. Радек уделил мне немного времени, рассказал о делах в городе и о своих взглядах на суть происходящего, социалисты-революционеры окопались в отдельных частях города, захватили Центральный телеграф, но который, как он надеется, теперь снова отбит. Убийство организовано партией левых социалистов-революционеров и послужило, как он полагает, сигналом к началу выступления, которое, однако, очень скоро окончится для них провалом, рано утром начнется наступление, убийцам и повстанцам уйти не удастся, он надеется, что Германия поймет, что русское правительство не только не виновато в случившемся, но само, скорее, является мишенью еще в большей степени, чем мы, немцы. Цель левых эсеров — ввергнуть Германию и Россию в новую войну; он высказался также в том духе, что нельзя же в самом деле ожидать, что мы, немцы, своими требованиями или наступлением наших войск будем лить воду на мельницу врагов большевизма в России.
Я дал ему высказаться, отметив лишь мое личное мнение по поводу того, что прямая вина правительства в его терпимости, тем более, что левые социалисты-революционеры входят в правящую группировку. Я как солдат должен надеяться, что Германия в качестве возмездия за убийство имперского посланника и для своей безопасности на будущее выдвинет далеко идущие требования.
Ночь в кресле дипломатической миссии провел нарком торговли Вронский (Браунштейн)[62].
8 июля.
Сегодня во второй половине дня отслужили панихиду у гроба покойного; за неимением немецких католических священников панихиду совершили два польских священнослужителя, обстоятельства убийства выяснены настолько, насколько это, видимо, вообще возможно. Поскольку обстоятельства еще свежи в памяти, я изложу их, не откладывая. Политическая обстановка в Москве и Германии еще не ясна, поэтому о ней я пока писать не стану. Бои в городе почти закончены, эсеры разбиты, убийцам, естественно, не удалось скрыться.
За два дня до убийства, поднявшись из-за обеденного стола и войдя в большой обеденный зал, мы увидели там двух человек в рабочей одежде, которые чем-то занимались без присмотра. Они объяснили, что должны проверить всю осветительную систему и затем показали допуск, хотя у нас не возникло подозрения на их счет, тем не менее ввиду небезопасности и неоднократных угроз покушений, были даны строгие указания никого не пускать без проверки допуска, оформляемого компетентными органами, не допускать работу в здании без надзора, следственная комиссия установила, что оба эти человека, один из которых был в числе убийц, изучали ситуацию в доме, расположение помещений и т. п. Незадолго до убийства Чрезвычайная комиссия арестовала военнопленного австро-венгерского офицера графа фон Мирбаха, дальнего родственника нашего посланника, за шпионаж и после этого несколько раз обращалась в немецкую дипломатическую миссию по этому вопросу, якобы любезно учитывая родственные отношения двух графов. Теперь стало ясно, что сам арест был началом всего дальнейшего.
