Я подробно остановился на характеристике Голенкова потому, что он представлял особый тип той части командиров гражданской войны, которые пришли к нам из офицерского состава царской армии и связали свою судьбу с Советской властью. Офицером казачьих войск Голенков возвратился с фронта на Дон вместе с революционно настроенными казаками и сразу же включился в борьбу с белогвардейщиной, которую возглавлял генерал Краснов, поднявшей в 1918 году мятеж против Советской власти.
Наш комполка был беспартийным, но это не мешало ему честнейшим образом служить народу, Советской власти. На вопрос, почему он не вступает в члены партии, Голенков отвечал:
- Пока заслуг мало - будет похоже, что примазываюсь. Войну выиграем, тогда видно будет. А пока, случись что, веревку для меня подберут не тоньше, чем для идейного.
Нужно отметить, что среди казачьих офицеров, перешедших на сторону революции и ставших командирами частей, встречались и такие, которые, признавая за партией руководящую и организующую роль в армии, вместе с тем критически относились к необходимости существования в армии должности комиссара, усматривая в этом обидный для себя контроль.
Голенков не разделял такого мнения. Он уважал работу комиссара, видел в нем большую помощь и опору и не прочь был переложить на него ряд своих административных обязанностей, от которых, как он считал, тяжелели его руки. В частности, он целиком полагался на своего комиссара в вопросах воспитания бойцов, [80] очень ценил усилия в деле насаждения и поддержания крепкой революционной дисциплины. Ему нравилась повышенная активность комиссара в хозяйственных делах полка, разбирательстве всевозможных жалоб на них.
Голенков охотно обучал меня командным навыкам, доверял даже руководство боевыми действиями подразделений на отдельных участках полка, когда обстановка осложнялась или становилась напряженной. Эта учеба потом себя оправдала полностью.
Адъютант командира полка Губин тоже был беспартийный и тоже выходец из офицерской среды. По внешнему облику - рослый, крепкого телосложения, совсем беловолосый, с крупными выцветшими бровями и с приплюснутым носом молодец лет около двадцати пяти. По характеру своему он был очень предприимчивым человеком, о которых говорят: «Этот нигде не пропадет».
Февральскую революцию он встретил пехотным прапорщиком, в дни правления Керенского принимает активное участие в формировании одного из женских батальонов бочкаревок. Однако впоследствии начал принимать активное участие в революционных солдатских комитетах. На посту адъютанта командира полка (должность эта вполне устраивала Губина) он умел служить исполнительно и четко, но обставлял свою службу так, чтобы она никогда не переходила рубежа дальнобойности вражеской пули и снаряда. Далеко в огонь войны предпочитал не лезть, считая, что «погибнуть - дело не хитрое, лучше сохранить себя для грядущих поколений». Командир полка знал слабость своего адъютанта и, придерживаясь взгляда, что пуле больше трус по вкусу, никогда его с собой в атаку не брал.
* * *
Но вернемся в июнь 1919 года, в первый день моего пребывания в 199-м полку.
Когда Голенков вошел в штаб, все вызванные им командиры были уже на месте. Настроение командира полка было несколько приподнятое, и чувствовалось, что он уже окончательно сбросил с себя усталость тяжелого дня отступления. Поздоровавшись со всеми отрывистым, едва заметным кивком и приветственным жестом руки, Голенков представил меня.
- Товарищи, вы, наверное, уже познакомились, но я еще раз хочу представить: вот наш новый комиссар. Прошу любить и жаловать. К тому же он наш, медведицкий. [81] - И, обратившись непосредственно ко мне, комполка продолжил: - Вы прибыли к нам очень вовремя. Надо приводить все в порядок - да и обратно на Дон. Отступать дальше некуда. Народ у нас хороший, боевой, закаленный, и ваших казаков много. А вы из какой станицы?
Голенков говорил со мной, как с коренным станичником, и, видимо, считал, что имеет дело с самым настоящим казаком. Я решил не скрывать, что «казак» я только по стечению обстоятельств, и полушутливо ответил:
- Как только нашью себе лампасы, обязательно буду говорить, что я из станицы Малодельской, а пока что владимирский комсомолец, или, как у вас говорится, казак из Рязанской губернии. - Все расхохотались, чувствовалось, что ответ мой пришелся по душе. - По мобилизации ЦК комсомола я работал членом ревкома в Малодельской, с малодельцами и отступал, а вот теперь попал к вам.
Стоявший рядом со мной командир конной разведки Масленников, с которым я уже успел познакомиться и о многом поговорить, сказал:
- Товарищ Голенков, час назад часть малодельцев и березовцев прибыла ко мне пополнением. Они кое-что рассказали и о боевых делах нашего комиссара. Лампасы можно нашивать без опаски.
- Уже прибыли? А сколько? - заинтересовался Голенков.
- Пока тридцать один человек. У них там безлошадных много. Будут лошади, целый полчишко сколотить можно. Прибывшие докладывают, что сегодня и остальные к нам присоединятся.
Вот так просто, без всяких торжественных церемоний, 29 июня 1919 года я был назначен и вступил в должность комиссара 199-го полка 1-й бригады 23-й дивизии 9-й армии Южного фронта.
Мне в определенном отношении сразу же повезло. Вызов в штаб командиров подразделений, постановка перед каждым боевой задачи да и доклады с мест позволили мне, как говорится, в один заход войти в курс боевой обстановки по крайней мере в масштабе нашей бригады и познакомиться сразу со всем командным составом. Голенков очень подробно расспрашивал о численности подразделений по состоянию на 29 июня, о количестве убывших людей, о потерях конного состава, вооружения [82] и материальной части за все время отступления, о настроениях и жалобах красноармейцев. Сведения, тщательно записываемые адъютантом, должны были этой же ночью отправиться донесением комбригу. И признаюсь, самое большое впечатление из всего выслушанного произвела на меня фактическая численность боевого состава полка. Она представлялась мне величиной не в одну тысячу человек, в действительности же, пока не поступило пополнение, оказалась равной немногим более трехсот штыков и полсотни сабель. Кстати, у соседних полков количество людей было еще меньшим. Таким образом сказалось отступление.
Небольшой численный состав полка, с одной стороны, огорчал меня, с другой - придавал уверенности, что с поставленными передо мной должностными задачами, я могу вполне справиться, И еще задолго до того, как товарищи начали расходиться, я сговорился с Масленниковым ехать вместе на ночь, в его подразделение. Это устраивало меня во многих отношениях. Конница располагалась по соседству со штабом и выполняла пока роль личного резерва командира полка. Я же, не теряя дорогого времени, реально начинал непосредственное знакомство с бойцами. Кроме того, Масленников обещал выделить мне и хорошего ординарца, будущего моего боевого спутника и друга, который поможет и в уходе за конем.
