В США страсти очень ловко разжигал некто Горин, человек из госбезопасности. В Нью-Йорке он находился под видом работника Амторга, советского торгового представительства. У него было несколько помощников, наиболее эффективно вёл пропаганду американский финн Оскар Корган. Американцам обещали работу, хорошие заработки, добротные квартиры и, конечно, бесплатный проезд морем от Нью-Йорка до Ленинграда, а оттуда — в землю обетованную — Карелию. Бедняков, правда, отвергали. Всё внимание сосредоточили на вербовке рабочих, имевших ценные инструменты, владельцев заводов или своих мастерских. Просили всё имущество брать с собой, обещая бесплатную перевозку и по приезде в Карелию — денежную компенсацию.
Проводились митинги, рассматривались и одобрялись сотни заявлений. И началась миграция. Амторг арендовал несколько пароходов, один за другим они отплывали из Нью-Йоркской гавани, увозя переселенцев. Многие финны приезжали в Нью-Йорк из отдалённых штатов, Оригоны или Калифорнии, на своих машинах. Часто они были куплены на деньги, вырученные от продажи дома и прочего имущества. Во время кризиса банки охотно скупали недвижимость за гроши. Не все автомобили помещались на судах, множество их скопилось на припортовых улицах, в суматохе отъезда их продавали по дешёвке.
Но я-то знала, что всё это переселение кончится страшной трагедией. Я бывала дома у многих из американских финнов, видела, как хорошо и ладно они живут. Что могла им предложить Восточная Карелия? Какая страшная судьба ждала эти семьи, сколько горя пришлось потом испытать их детям! Я знала, что в Карелии голод, что даже в Петрозаводске не найдётся для этих людей ни жилья, ни продуктов вдоволь.
Куусинен в письме просил и меня принять участие в агитации. Но в ответ я описала, каким хаосом была в Америке «карельская лихорадка», и твёрдо отказалась участвовать в этом деле. Как мне хотелось сказать во всеуслышание об опасности этого предприятия! Но в моём положении это было затруднительно. Раза два я всё же попыталась предостеречь моих друзей, старалась разъяснить им, какой нищий, убогий край — Карелия. Там они не получат ни квартир, ни тех удобств, к которым здесь так привыкли. Но предостережения мои наталкивались на глухую стену непонимания. Один из моих друзей холодно ответил: «Приспособимся к условиям не хуже карел. Мы едем строить социализм!» Одна женщина накупила всякой электротехники и сказала мне с гордостью: «В Карелии я полностью электрифицирую свою кухню». Я же подумала: «Вряд ли у тебя там будет своя кухня».
Горин услышал мои осторожные попытки предостеречь и сообщил о них в Москву. Я получила письмо от президента Карельской республики Эдварда Гюллинга[145], в котором он высказывал недовольство моими действиями и просил, чтобы я больше не пыталась отговаривать финнов. Он писал, что люди и их имущество нужны ему, чтобы превратить Карелию в цветущий край. В письме он подробно изложил свои планы.
Я ответила, что планы его, если и хороши, то только на бумаге и что я никоим образом не хочу участвовать в этом постыдном предприятии. Ещё я написала, что Горин рисует финнам неверную картину жизни в Карелии, каким же контрастом она будет в сравнении с их жизнью в Америке.
Итог этой кампании оказался гораздо страшнее и печальнее, чем я могла предположить. Что же сталось с дорогой техникой и ценными инструментами, которые переселенцы увезли с собой? Куда делись их доллары?
Технику конфисковали в Ленинграде, не выдав компенсации, деньги отобрали. Простодушных переселенцев уговорили сдать американские паспорта, и позже, в глухих карельских лесах, они оказались беззащитны перед произволом. Жили они в тяжелейших условиях, получали гроши, нищенские заработки совершенно не соответствовали их мастерству. Через какое-то время многие из американских финнов поняли, что их жестоко обманули, и попытались выехать обратно. Но уехать смогли лишь единицы — те, кто предусмотрительно не сдал американские паспорта. Наиболее упорные ушли пешком через леса в Финляндию, там обратились в посольство США за помощью, чтобы вернуться в Америку. Но вскоре и этот путь был закрыт: граница стала усиленно охраняться. Начался сталинский террор.
Многие из тех, кто выжил в ужасных условиях Карелии, сгинули в лагерях или были расстреляны.
Позже, в Москве, друзья, которым я полностью доверяю, рассказали мне, как погибла целая группа финнов из Америки, все профессиональные строители. Они строили здание финского посольства в Москве. Когда работа была окончена, все они были ликвидированы.
Единицы, которым удалось вернуться, в Америку, следуя совету Гюллинга, попытались получить обещанную компенсацию за имущество от американской компартии. Не знаю, верил ли сам Гюллинг в такую возможность, во всяком случае, ни один из этих обманутых людей не получил ни гроша. Спасибо, живы остались!
Подробности этой карельской трагедии я узнала, лишь вернувшись летом 1933 года в Москву. И ещё немало я узнала об этих несчастных за время своего пятнадцатилетнего заключения.
Одним из наиболее известных американских финнов, переехавших в Карелию, был Мартин Хенриксон. В Америку он приехал ещё молодым и прославился в финском рабочем союзе как превосходный оратор. Когда вспыхнула «карельская лихорадка», он был уже стариком, но, желая своими глазами увидеть социалистическое общество, тоже поехал в Карелию. Куусинен в одной из своих рекомендаций назвал его «старейшим коммунистом мира», и на основании этой рекомендации Хенриксона приняли в ВКП(б). Но и он не ушёл от своей судьбы. В 1958 году в Петрозаводске я узнала некоторые подробности его дальнейшей жизни. Однажды его вызвали в контрольную комиссию партии. Обвинялся он в том, что позволил себе презрительное антисоветское замечание. Какое же? Он сказал: «В этой стране живут одни овцы». За это «преступление» старика исключили из партии, что было равносильно смертному приговору. Его не спасли даже рекомендации. На работу его не брали, а в то время голодали и те, кто работал. Скоро безработный Хенриксон, раньше здоровый и упитанный, превратился в скелет, он с трудом передвигался. Несмотря ни на что, чувства юмора он не терял. Однажды он шёл по улице Петрозаводска с несколькими американскими финнами, на дороге увидели овцу. Хенриксон назидательно погрозил ей пальцем: «Никому не говори, что ты овца, а то тебе здорово влетит!»
«Карельская лихорадка» сказалась не только на судьбе тех финнов, которые поддались соблазну и поехали на Восток, но это был ещё и смертельный удар по финскому рабочему союзу в Америке. Большая часть переселенцев были членами союза. Денежные средства, вплоть до сумм, пожертвованных союзу для покупки собственного здания, были переведены в СССР в качестве «технической помощи Карелии». Союз прекратил своё существование.
