Долгое ожидание отразилось на людях по-разному. Те, кто бывал здесь часто, обрадовались возможности обменяться новостями, предъявить счета неаккуратным смежникам за срывы поставок металла, оборудования. Вспыхивали и гасли споры, слышались перебранка, смех. Танкостроителям, приглашенным сюда впервые, вольности в приемной наркома казались странными. И уж вовсе развязной — выходка волжанина, который бесцеремонно ворвался в их узкий круг и чуть ли не силой увлек конструктора в коридор, а оттуда в пустую комнату напротив приемной.
Второй год пошел, а директор автозавода все еще не оставлял мысли заполучить Кошкина, который отличился у него на студенческой практике.
— Ума не приложу, Михаил Ильич, как ты мог променять наш гигант, и на что? На келью монастыря! — гудел директор, подойдя к подоконнику. — Жалко тебя, честное слово. У нас был бы на виду, а там такого хваткого мужика никто за воротами завода не знает да и через две пятилетки знать не будет.
— Келья монастыря?.. — засмеялся Кошкин. — Пусть. Не всем же при жизни памятники ставить — слишком дорого обошлось бы государству.
— Не смейся. Я знаю, сколько шипов рассыпано на дороге конструкторов твоего профиля, поэтому запомни: случится что — двери моего КБ перед тобой открыты.
— Спасибо за предложение, непременно воспользуюсь им, если танкостроители выгонят за бездарность. Но пока не выгонят, менять свой профиль не стану.
Кошкин посмотрел в окно на площадь Ногина. К ней рядами круто спускались высокие деревья. Их поредевшие кроны пронизывались светом многооконного здания Центрального Комитета, где огни не гасли от сумерек до утренней зари — там и сейчас шло заседание, на котором задержался нарком.
— Вы не знаете, зачем нас вызвали? — спросил Кошкин.
— Понятия не имею, — пожал плечами директор. — Да вообще странно, зачем наркому такая разношерстная упряжка? Что у меня или у работников паровозостроительных или вагонных заводов общего с вами, засекреченными? Вы же своих тайн не раскроете?
— Не о тайнах, видно, пойдет речь.
Директор обернулся к окну:
— От ЦК отошел «кадиллак», — наверно, Серго.
Они вернулись в приемную, но там уже никого не было — помощник наркома разрешил ждать Серго в его кабинете.
Кабинет выглядел строго и просто. Во всю стену справа от входа — две карты: заводы, электростанции, шахты, нефтяные промыслы, возведенные за первую пятилетку, и новостройки тяжелой промышленности, намеченные к пуску в ближайшие годы. Полумягкие стулья вдоль стен. Столы буквой «Т». Посередине длинного, покрытого синим сукном, — модель самолета. На письменном — фигура Маркса каслинского литья, на маленьком столике — макет однобашенного танка, глядящего дульным срезом в верхний переплет окна.
Танкостроители столпились у столика с серебристо-стальной моделью, каждому хотелось верить, что модель эта отражает поиски его коллектива и поэтому попала в кабинет наркома.
Каждый из четырех представленных здесь заводов считал себя, имея на то немалые основания, пионером советского танкостроения. Ижорский еще в двадцатом году прокатал броневые листы для пятнадцати танков, собранных на «Красном Сормове». Опытный завод выпустил несколько образцов боевых машин и разрабатывал сейчас проект первого в мире танка с противоснарядной броней, известного среди специалистов по заводскому номеру «сто одиннадцать». «Красный путиловец» и Южный завод тоже начали заниматься танкостроением в первой пятилетке. К концу ее путиловцы запустили в массовое производство средний танк, а Южный начал серию легких колесно-гусеничных БТ — самых быстроходных машин Красной Армии.
Танкостроители, окружив макет, полушутливо подзадоривали, подзуживали друг друга, пока не распахнулась дверь и с порога не раздался громкий голос:
— Что не поделили, друзья, пышки или шишки?
2
Вместе с Серго пришли Тухачевский, академик Бардин и начальник Главспецстали Тевосян.
Серго пригласил участников совещания занять места.
— Завтра, товарищи, меня в Москве не будет. Потерпим одну ночь?
— Можно и две.
— Мы привыкли…
— Привычка не из лучших, но что поделаешь, если судьба у нас такая — спать человеческую норму большевикам пока нельзя.
Серго встал. И все почувствовали, что разговор предстоит серьезнейший.
— Центральный Комитет одобрил предложения наркоматов обороны и тяжелой промышленности о коренном перевооружении Красной Армии. Вы знаете, наша партия всегда занималась укреплением военного могущества Советского государства, но только сейчас оборонная промышленность, опираясь на новые гиганты металлургии и машиностроения, может и должна дать армии лучшую боевую технику в мире.
Серго не стал говорить, как часто возвращались к проблеме перевооружения ЦК и Политбюро, как скрупулезно изучались и взвешивались различные подходы, предложения, какие разногласия выявились при обсуждении одной из самых сложных частей программы — о танкостроении.
В тридцать третьем году, когда Политбюро заслушало доклад Орджоникидзе и Тухачевского, их взгляды по этому вопросу существенно отличались друг от друга.
Тухачевский считал: только новые, полностью занятые производством танков заводы сумеют обеспечить выпуск боевой техники в масштабах, необходимых для формирования танковых дивизий, корпусов и армий. Их формирование, а значит, и строительство заводов, которые должны составить отдельную, самостоятельную отрасль промышленности, следует осуществить в кратчайшие сроки — в два-три года.
Серго доказывал, что если начинать немедленно воздвигать большие танковые заводы, то придется перекраивать бюджеты конца второй пятилетки и распылять средства, выделенные на строительство главных объектов третьей пятилетки. Это неизбежно отодвинет завершение Урало-Кузнецкого комбината, других металлургических и машиностроительных заводов, без которых немыслимы ни подъем народного хозяйства, ни осуществление программы перевооружения Красной Армии. «Если согласимся с вашими предложениями по танкам, Михаил Николаевич, — убеждал Серго, — новые заводы окажутся без оборудования, а с началом эксплуатации не получат ни одного броневого листа, потому что его неоткуда будет получать; старые танковые предприятия и те останутся на голодном пайке…»
Предложения Серго (к ним еще до окончательного решения присоединился Тухачевский) представляли собой четкий план действий.
Южный, опытный заводы и с ними давно специализированные цехи «Красного путиловца», Ижорского и Приазовского металлургического, имеющие станы для прокатки броневого танкового листа, значительно увеличивают проектирование и производство танков всех видов, получая для этого максимально возможные средства от государства и помощь подключаемых к танкостроению заводов — машиностроительных и металлургических.
