Серго облокотился на край стола, втиснул подбородок в ладонь и, откинув седеющую голову, смотрел на Михаила Николаевича. Может быть, сдержанность Тухачевского могла кому-нибудь показаться холодноватой. Но Серго давно открыл в этой сдержанности энергию — ровную, упругую, неистощимую.
— В индустрии социализма заложены гигантские возможности, — заключил Тухачевский. — Наша промышленность может и должна обеспечить Красную Армию современными боевыми машинами. От вас, дорогие товарищи, зависит, как быстро наши планы превратятся в реальность.
3
Во время перерыва в курительной комнате делились впечатлениями.
— А ты, отец заводов, что скажешь? — спрашивал насмешливый голос откуда-то из дымовой завесы, обращаясь к директору Уралмаша.
— Доказательства и выводы, конечно, неоспоримые, — отвечал озабоченный директор. — Но трудно представить, что мы можем еще сделать сверх ковочных прессов, листопрокатных станов, дробилок и кранов. Только проектируем, а план уже на несколько лет вперед. Уже не говорю об освоенной продукции — пушке Брозиуса и…
Насмешливый голос перебил:
— Судили мы твою пушку.
— То есть как?
— А вот так…
С шутками-прибаутками, но не отступая от истины, магнитогорец поведал о старом мастере, который в штыки встретил пневматическую пушку для заделки доменной лётки после выпуска чугуна. Старик кричал: «Выдумки! Вовек не закроем лётку!» И приказал горновым кидать глину в огненное горло лопатами, как сто лет кидали.
— Четыре дня заседал общественный суд: одна смена — у домен, две — на суде. Всё чин чином, с защитником, обвинителем. И приговор был по всей форме: «Именем Союза Советских Социалистических Республик считать уралмашевскую пушку невиновной!»
В курилке грянул хохот.
— Уломали упрямца?
— Еще как! Попробуй сейчас кто-нибудь лопатой заделывать лётку — заест.
Проводив Тухачевского, Серго встретил в коридоре Гинзбурга.
— Как ты, Семен, доволен пополнением? Оправдывают твои надежды молодые кадры?
— Полугода не прошло, товарищ нарком. Не рано ли делать выводы?
— Не дипломатничай, Семен, говори прямо.
— Стараются. Но они пока школьники в конструировании — какой с них спрос?!
— А Кошкин? Помнится, вы с Кировым расхваливали его. Или для красного словца?
— Кошкин — прирожденный организатор, хороший коммунист.
Серго поморщился:
— Эти качества у него были, наверно, и до института; меня интересует конструктор Кошкин, понимаешь, Семен, кон-струк-тор!
— Кошкин хорошо проявил себя на «сто одиннадцатом». Мы хотим поставить его руководителем группы.
— Вот как! А где он? Остался в Ленинграде? Я хотел бы с ним познакомиться.
— Он здесь… Сейчас. — И Гинзбург торопливо ушел в курилку.
Минуты не прошло, как Кошкин стоял перед наркомом. Серго быстрым взглядом окинул конструктора, заметил в серых глазах напряженность и улыбнулся, чтобы снять ее.
— Мне говорили, вы не жалеете, что напросились на опытный… А однокашники?
— Большинство довольны, товарищ нарком.
— Значит, есть и такие, что недовольны?
— Есть.
— Отчего же? Киров уверял: прекрасные ребята, добровольцы. Что же им не по душе пришлось на опытном?
Кошкин медлил.
— Возможно, вам неловко говорить при начальстве, — подбодрил его Серго, — но если оно, начальство, грешно, скажите прямо — речь идет о кадрах. Будем мы их иметь в танкостроении или не будем!
— По-моему, отсев неизбежен. Некоторые выпускники представляли себе танковое производство менее трудным и более громким, что ли. Один так и сказал: работы по макушку, а хвала даже пятку не щекочет.
— Славу сразу захотел! Пусть ищет ее не в оборонной промышленности. Нам нужны люди, преданные делу, а слава… Нет, будем строги и кадры подберем по принципу: лучше меньше, да лучше!
Лицо его стало жестким, но тут же опять смягчилось.
— Мой помощник предупредил вас о завтрашнем совещании работников оборонной промышленности? К сожалению, не могу быть, но я скоро приеду в Ленинград и вместе с Кировым явлюсь к вам. — Он повернулся к Гинзбургу. — Тогда посмотрим ваш «сто одиннадцатый», так ли он хорош, как товарищи утверждают.
И, обращаясь ко всем, кто находился в коридоре, пригласил в кабинет:
— Пойдемте, товарищи. Попьем чаю.
4
На столах в кабинете наркома появился чай с легкой закуской. Серго угощал товарищей и шутливо знакомил их друг с другом:
— Авраамий Павлович Завенягин!.. Сиди, сиди, не вскакивай, я же не официально… Между прочим, утверждают, что надо мной и Завенягиным пол-Москвы хохочет. Взял, говорят, Орджоникидзе руководящего деятеля Наркомтяжпрома и бросил в глушь, на металлургический комбинат… Пей горяченького, а то ты в глуши похудел, бедненький, и осталось в тебе только восемьдесят килограммчиков…
— Восемьдесят два! — смеялся всех громче полнотелый тридцатитрехлетний Завенягин.
С радостью смотрел Серго на своих молодых соратников, друзей, ближайших помощников. Он знал их давно. Сын машиниста паровоза Завенягин пришел в партию в ноябре семнадцатого, сын портного Тевосян — в восемнадцатом году. Серго тогда спустился с Кавказских гор, чтобы пробраться по Каспию в Астрахань, а оттуда в Москву, к Ленину, и в занятом белыми Баку встретил худенького паренька с огромной черной шапкой волос. «Вано Тевосян. Наш секретарь подпольного райкома партии», — отрекомендовал руководитель бакинских большевиков.
Едва исполнилось Завенягину девятнадцать — он уже секретарь Юзовского окружкома партии в Донбассе. Позже они с Тевосяном были посланы Центральным Комитетом партии в Московскую горную академию, где Завенягин с первого курса стал заместителем ректора, академика Губкина. После окончания института Завенягин руководил Гипромезом, проектировал металлургические гиганты, чтобы через несколько лет возглавить самый крупный из них… Тевосян блестяще управляет Главспецсталью… Иван Павлович Бардин, тоже из рабочей семьи и сам рабочий, стал в тридцать втором году академиком, с первого дня строил Кузнецкий металлургический комбинат и, построив, уезжать из Сибири не хочет…
После чая Серго встал, поднял руку, попросив тишины. Стало слышно, как дышит за раскрытым окном ночь в шелесте листьев, в шуршании проезжавших по площади автомобилей.
— Вы, конечно, понимаете всю сложность международной обстановки. Необходимо каждому из нас на своем месте сделать все, что в его силах для перевооружения Красной Армии.
Нахмурился, вспомнив что-то.
