или развешивали белье. Потом родился мой брат Дин – еще одна музыкальная душа. Он научился играть на гитаре, и мы уже втроем пели под аккомпанемент. В нашем доме всегда звучала музыка, и в хорошие времена, и в плохие. Она утешала нас и давала выход чувствам, которые иначе могли бы остаться невысказанными.
Когда Дин стал отцом, оказалось, что его старший сын Диджей – аутист. Моему племяннику было некомфортно везде, кроме дома. Часто ему было трудно даже заговорить с кем‐то, кроме своей семьи. Он очень старался преодолеть страхи и в восемь лет решил, что вместе с другими детьми хочет участвовать в рождественской музыкальной программе в церкви. Ему предстояло исполнить сольный номер.
Мой брат осторожно объяснил Диджею, что ему придется петь совсем одному перед всем приходом. Мальчик очень тщательно все обдумал, а через пару дней заявил, что все равно согласен на роль. Он объяснил нам, что справится, ведь это был особый случай. Диджей собирался отрепетировать все до совершенства. Он знал, что папа поможет ему стать лучшим певцом.
На протяжении месяца каждый вечер папа и сын запирались в музыкальной комнате, Дин играл на гитаре, а мой маленький племянник тихо подпевал. Он обрел уверенность, и когда пришел день концерта, Диджей уже не сомневался, что все пройдет хорошо. Мой брат был с ним за кулисами до самого выхода на сцену. А потом Дин присоединился к семье в зале и достал фотоаппарат.
Диджей вышел на сцену в сопровождении вереницы ангелочков с крыльями и нимбами из мишуры на взлохмаченных головах. Каждый выходил вперед, чтобы спеть свой куплет, пока не пришло время Диджея. Заиграла знакомая музыка, но вместо того, чтобы начать свою партию, мальчик замер. В зале стало тихо. Личико Диджея побледнело, и мы увидели панику в его глазах. Казалось, он съеживался с каждой новой нотой. Пианист снова сыграл вступление, но все равно ничего не вышло. Все прихожане заерзали от нетерпения. Тишина казалась оглушительной.
Пианист снова заиграл, и тут раздался низкий голос. Это мой брат запел песню вместо своего сына. Все повернулись посмотреть, кто поет, но мы с мамой не отводили глаз от самого маленького ангела на сцене. Пока его отец пел, Диджей словно становился выше. На щеках у него вновь появился румянец, а в глазах блеск. Он тихонько начал подпевать, а потом его голосок становился все увереннее и громче. Он закончил свой куплет, вернулся в строй, и остальные ангелы продолжили выступление. Концерт закончился бурными аплодисментами. Дети торжественно поклонились, принимая заслуженную похвалу.
По пути домой я по‐новому взглянула на свою семью. Мой брат когда‐то был бестолковым белобрысым маленьким чудовищем, который не упускал возможности разыграть меня и поиздеваться, но при этом забирался ко мне в кровать, если вдруг приснился кошмар, и рыдал, если я не разрешала ему ходить за мной по пятам. А теперь он стал великаном‐отцом и в тот вечер в канун Рождества показал всем, что такое любовь.
Он перехватил мой взгляд в зеркале заднего вида и на мгновение взял меня за руку.
Не нужно было слов – взаимопонимание между нами было громче, чем голоса хора тем вечером.
Сиджей Коул
Начните считать все хорошее, что есть у вас в жизни, и у вас не останется времени, чтобы считать что‐либо еще.
ВУДРОУ КРОЛЛ
Холодный ветер пронизывал меня даже через пальто, пока я тащила четыре банки домашних консервированных помидоров в церковный подвал, но это нисколько меня не печалило. Радуясь возможности накормить в Рождество тех, кто в этом нуждался, я стала помогать одноклассникам из воскресной школы упаковывать продукты для доставки.
В том году мы пошли в дом Бобби. В школе он учился на один класс старше меня, но я не знала, что он из бедной семьи. Когда мы занесли коробку внутрь маленького домика, я увидела, что вместо стен там были перегородки из простыней, подвешенных на веревках. Увидев нас, Бобби покраснел и скрылся за одной из простыней.
Мне стало очень его жаль. Даже в семилетнем возрасте я понимала, что такое стыд. Когда мы вернулись в церковь, учительница отвела меня в сторону. Я подумала, что она собирается обсудить ситуацию с Бобби, но она хотела поговорить не об этом.
– Линда, в этом году мы собрали много еды. У вас большая семья. Почему бы тебе не взять с собой одну из коробок?
Она протянула мне коробку, ожидая, что я ее возьму.
– Нет. Это же для бедных.
– Все люди время от времени нуждаются в помощи, – сказала она.
– Ну, а мы – нет.
Я шла пешком домой и думала над тем, что сказала мне учительница. Неужели мы были бедны? Я попробовала взглянуть на нашу семью, как мне казалось, беспристрастным взглядом и сделала вывод, что мы действительно нуждаемся и в еде, и в одежде.
В дурном расположении духа я пришла домой, но решила, что ничего не буду рассказывать маме. Она не выносила нытья. Но через два дня она буквально потребовала объяснить, почему я хандрю.
– Мы нищие.
– Кто тебе сказал? – спросила она.
– Никто не говорил. Я сама поняла.
Я не могла смотреть маме в глаза. Ведь она скрывала от нас такую важную информацию!
– С чего ты взяла, что мы бедны?
Я перечислила причины, становясь все смелее по мере того, как подробно излагала свои умозаключения.
– Церковь хотела дать нам еду. У нас нет машины, только пикап, и нам приходится ездить в багажнике. Женская миссионерская группа предлагала купить нам обувь на этот учебный год. И большая часть одежды в моем шкафу – это подержанные вещи от девочки из моего класса. Я никогда не задумывалась об этом, но вдруг люди смеются над тем, что я ношу чужую одежду?
– У тебя все?
Я попыталась придумать другие примеры, но не нашла ни одного. Мама налила чашку кофе, села за кухонный стол и задумчиво стала смотреть в окно. Может быть, она просто не знала, что другие люди думали о нас.
Она добавила в кофе ложку сахара и сделала глоток.
– Мы не бедные. Мы невероятно богаты.
Это заявление меня поразило. Я схватила свободный стул и подсела к ней.
– Не может быть!
– Ты не болеешь? Можешь без проблем бегать и играть?
Я кивнула. Я была самой быстрой девочкой в нашем классе.
– Ты умная? Много читаешь? Можешь пойти в библиотеку и узнать обо всем, что тебя интересует?
Я
