четыре мили по песку менее чем за тридцать две минуты. Но, как по мне, все это были детские игры. Они даже не могли сравниться с горнилом Первой фазы.
Адская неделя - это нечто совершенно иное. Она средневековая и наступает быстро, взорвавшись уже на третьей неделе обучения. Когда пульсирующая боль в мышцах и суставах усиливается до предела, и мы живем день и ночь, чувствуя, как дыхание опережает наш физический ритм, как легкие надуваются и сдуваются, словно холщовые мешки, сжатые в кулаках демона, в течение 130 часов подряд. Это испытание, которое выходит далеко за рамки физического и раскрывает ваше сердце и характер. Более того, он раскрывает ваш образ мышления, а это именно то, для чего он предназначен.
Все это происходило в Командном центре специальных боевых действий ВМС США, расположенном на престижном острове Коронадо - туристической ловушке Южной Калифорнии, которая прилегает к стройному Пойнт-Лома и укрывает пристань Сан-Диего от открытого Тихого океана. Но даже золотое солнце Калифорнии не смогло приукрасить Grinder, и слава богу. Мне нравилось, что он уродлив. Эта плита агонии была всем, чего я когда-либо хотел. Не потому, что мне нравилось страдать, а потому, что мне нужно было понять, есть ли у меня то, что нужно, чтобы принадлежать к этой группе.
Дело в том, что большинство людей этого не делают.
К началу "Адской недели" по меньшей мере сорок парней уже уволились, и их заставляли подойти к колоколу, позвонить в него три раза и положить каску на бетон. Звон колокольчика впервые появился во времена Вьетнама, потому что многие парни увольнялись во время учений и просто уходили в казарму. Колокол был способом отслеживания парней, но с тех пор он превратился в ритуал, который мужчина должен выполнить, чтобы признать тот факт, что он увольняется. Для увольняющегося колокольчик - это завершение. Для меня же каждый звон звучал как прогресс.
Мне никогда не нравился Псих, но я не мог возразить против специфики его работы. Он и его коллеги-инструкторы должны были отсеивать стадо. К тому же он не гонялся за новичками. Он часто оказывался у меня перед носом, и парни покрупнее меня тоже. Даже те, кто был поменьше, были жеребцами. Я был одним из них в стае альфа-образцов с востока и юга, с пляжей для серфинга в Калифорнии, где живут синие воротнички и большие деньги, несколько парней из кукурузной страны, как я, и много парней с техасских пастбищ. В каждом классе BUD/S есть свои суровые, как гвозди, техасцы. Ни в одном штате нет большего количества "морских котиков". Должно быть, что-то в барбекю, но Психо не играл в любимчиков. Откуда бы мы ни были родом и кем бы мы ни были, он оставался рядом, как тень, от которой мы не могли избавиться. Он смеялся, кричал или тихо насмехался нам в лицо, пытаясь залезть в мозг каждого, кого пытался сломить.
Несмотря на все это, первый час "Адской недели" был действительно веселым. Во время отбоя, этого безумного натиска взрывов, стрельбы и криков, вы даже не думаете о грядущем кошмаре. Ты испытываешь адреналиновый кайф, потому что знаешь, что выполняешь обряд посвящения в священные воинские традиции. Парни оглядывают "Гриндер", практически задыхаясь, и думают: "Да, мы на Адской неделе!". Но реальность рано или поздно дает всем по зубам.
"Вы называете это тушением?" спросил Псих Пит, ни к кому конкретно не обращаясь. "Возможно, это самый жалкий класс, который мы когда-либо проводили через нашу программу. Вы, мужчины, прямо-таки позоритесь".
Он наслаждался этой частью работы. Переступая через нас и между нами, его ботинки оставляли отпечатки в нашем поту и слюне, соплях, слезах и крови. Он считал себя крутым. Все инструкторы тоже так считали, потому что они были "морскими котиками". Один этот факт ставил их в редкое положение. "Вы, парни, не смогли бы со мной справиться, когда я проходил "Адскую неделю", скажу я вам".
Я улыбнулся про себя и продолжил бить, пока Псих проносился мимо. Он был сложен как задний защитник, быстр и силен, но был ли он смертельным оружием во время своей Адской недели? Сэр, я очень сомневаюсь в этом, сэр!
Он привлек внимание своего начальника, старшего офицера первой фазы. В нем не было сомнений. Он не говорил много, да и не нужно было. Рост у него был метр восемьдесят, но он отбрасывал более длинную тень. Чувак тоже был крепок. Я говорю о 225 фунтах мускулов, обтянутых сталью, без единой унции сочувствия. Он выглядел как горилла с серебряной спиной (SBG) и нависал, как крестный отец боли, делая молчаливые расчеты, делая мысленные заметки.
"Сэр, я смеюсь при одной мысли о том, что на этой неделе эти подражатели будут рыдать и увольняться, как нытики", - сказал Психо. СБГ полукивнул, а Псих уставился сквозь меня. "О, и ты уйдешь", - мягко сказал он. "Я позабочусь об этом".
Угрозы Психо были более жуткими, когда он произносил их таким спокойным тоном, но было немало случаев, когда его глаза темнели, брови искривлялись, кровь приливала к лицу, и он издавал крик, который пронизывал его от кончиков пальцев ног до макушки лысой головы. Через час после начала "Адской недели" он встал на колени, прижал свое лицо к моему, пока я заканчивал очередную серию отжиманий, и дал волю.
"Занимайтесь серфингом, жалкие ублюдки!"
К тому времени мы были в BUD/S уже почти три недели и много раз взбегали на пятнадцатифутовый вал, который отделял пляж от шлакоблочной громады офисов, раздевалок, казарм и классных комнат, где располагался комплекс BUD/S. Обычно мы ложились на мелководье, полностью одетые, затем катались на песке - пока не были покрыты песком с головы до ног - и только потом возвращались в "Гриндер", обливаясь соленой водой и песком, что повышало степень сложности подтягиваний на турнике. Этот ритуал назывался "намочить и засыпать песком", и песок засыпали нам в уши, в нос и в каждое отверстие нашего тела, но на этот раз мы были на пороге того, что называется пыткой серфом, а это особый вид зверя.
Как и было велено, мы бросились в прибой с криками, как сенсеи. Полностью одетые, со связанными руками, мы бросились в зону удара. В ту безлунную ночь прибой был яростным, почти на голову выше, а волны - раскатами грома, которые бились и пенились по три и четыре. Холодная вода вырывала дыхание из наших легких, когда волны швыряли нас.
Это было в
