— Три года назад, — продолжал он, — новые народовольцы издали два летучих листка. И ныне они действуют активнее нас, не чуждаются прямого участия в агитации.[4] Это несомненно поднимает их влияние в самых различных кругах. Кстати, Петр Кузьмич, чем, по-вашему, отличаются народовольцы и социал-демократы в глазах наших рабочих слушателей?
— Ясное дело — направлением, подходом, доказательностью.
— Не только. Представьте себе, у многих новичков и неновичков тоже бытует мнение, что социал-демократы — это пропагандисты, не более того. Они учат, просвещают. А прямой агитацией, призывом к действию, занимаются лишь народовольцы. Именно они — та спичка, которая может взорвать пороховой погреб! А раз так, надо иметь и энциклопедистов-просветителей, и ораторов-взрывателей! Но действие всегда заразительней бездействия!
— Вот бы и нам наладить выход летучих листков! С семянниковцами поздно…
— Почему поздно? — не дал ему договорить Ульянов. — Или вы думаете, что конфликт исчерпан? Я так не думаю. За временной уступкой администрации последуют новые прижимы. Не могут пе последовать. Зависимость здесь простая: показав слабость в одном, управители завода постараются проявить свою власть в другом. — Он шагнул к вешалке, вынул из внутреннего кармана пальто сложенные в несколько раз листки. — Кстати, воззвание я подготовил. Вот, ознакомьтесь.
Петр начал читать. В воззвании говорилось: задержка зарплаты на Невском механическом заводе перед рождеством — лишь одно из многочисленных злоупотреблений администрации. Есть и другие: обсчеты, вымогательства, надуманные штрафы, скверные порядки в заводской лавке, сверхурочные работы, плохие условия труда. Тут же приводились примеры. Далее следовал призыв не успокаиваться на достигнутом, ибо достигнуто, по сути, немногое; необходимо продолжать борьбу за свои социальные права.
— В самую точку! — похвалил Петр. — Написано так, будто вы сами из семянниковцев.
— Бабушкин помогал.
— Тогда понятно.
— Листок надо размножить, — сказал Ульянов. — Помнится, вы собирали необходимое для гектографа?
— Собирал, — Петр смутился. — Но сейчас у меня нет готовой гектографической массы. Надо варить… Вот только за глицерином сбегаю… Тут недалеко, на Разъезжей.
Ульянов вынул часы.
— Нет, Петр Кузьмич, это нереально.
— Как же быть?
— Не казните себя, но стоит. Кто мог знать… — Помолчав, он пристукнул пальцами по столу: — Будем писать. От руки. Какой бумагой вы располагаете?
— Есть веленевая, приличных размеров. Можно перегнуть.
— Что ж, — кивнул Ульянов. — Будем писать на особо художественной бумаге особо художественный текст. Правда, сначала хорошо бы все-таки получить обещанный чай…
По воскресным дням хозяйка держит для постояльцев кипяток. Это входит в оплату. Сверх того можно получить заварку, сахар, сдобу. И наценка невелика. Петр отправился за кипятком.
Вернувшись, он обнаружил, что Ульянов стоит возло окна и любуется цветением гдулы. Одни бутон, вытянувшийся вверх в поисках света, Владимир Ильич даже на ладони подержал, будто живое существо.
— Славный цветок, — сказал он задумчиво. — Очень славный. Другие распускаются лишь в теплую пору, а этот, наперекор всему, — в холодную… Поэтому и радости от него больше.
Петр заметил: к столу Ульянов сел так, чтобы гдула оставалась перед ним. Не смотрит на нее, а все равно видит.
— А ведь мы тоже пока что подобии этому цветку, — сказал он неожиданно. — Пробуем цвести, но запрятаны в комнаты. Надо выбираться на простор… Место этого цветка на альпийских лугах, рядом со снегом. И нам бы так…
Попив чаю, принялись за работу. Договорились переписывать воззвание печатными буквами. Сесть пришлось с одной стороны стола, чтобы текст был перед обоими.
Графические работы, которыми Петр подрабатывал на первом курсе, приучили его чертить со тщанием, не особенно при этом думая о самой технике работы. Вот и теперь, печатая от руки воззвание к семяннпковцам, он обращался памятью и чувствами к разным событиям. Они были связаны с Ульяновым…
Сама линия его судьбы круче, нежели у товарищей. Казнь брата-народовольца, участие в студенческих волнениях, исключение из Казанского университета, постоянный полицейский надзор, смерть отца и сестры… Превозмогая обстоятельства, Ульянов экстерном сдал экзамены в Петербургском университете, получив при этом диплом первой степени. Около двух лет выступал защитником в самарском суде; свел знакомство с наиболее известными русскими марксистами; от нижегородцев Григорьева я Скворцова получил рекомендательное письмо к петербургским товарищам; через Сильвина вошел в сообщество, созданное студентами Технологпческого института; сумел преодолеть многие преграды, чтобы занять место помощника присяжного поверенного… Но какая же воля и одержимость, какая динамика мысли, какой талант надобны, чтобы так глубоко освоить политическую, историческую, экономическую, юридическую и другие науки, чтобы сделать нх средой своего существования, частью самого себя! Какие силы потребны, чтобы соединить практические знания, житейский и духовный опыт с дерзким полетом теоретических построений, увидеть то, что даже для твердых марксистов представляется покуда далеким, расплывчатым, символическим…
Всего за несколько месяцев после реферата о рынках Ульянов создал труд необычайной ударной силы: «Что такое „друзья народа“ и как они воюют против социал-демократов?». И снова в полемическом ключе. Однако на этот раз противником Владимира Ильича оказался сам Николай Константинович Михайловский, один из кумиров Петра в пору его учебы в реальном училище.
Ну кому из радикальной публики не известно имя этого литератора? В молодости он сотрудничал в «Отечественных записках», водил дружбу со смельчаками, взорвавшими Александра II, редактировал послание Исполнительного комитета «Народной воли» новому императору. Это, естественно, навлекло на него гнев властей… С тех пор минуло немало лет. Михайловский стал профессором, научился лавировать между революционной фразой и своим состоятельным положением, но в душе Петра и Других технологов осталось былое почтение к нему.
Два года назад группа писателей народнического направления приобрела на паях ежемесячник «Русское богатство» и заметно подняла в нем уровень беллетристики. Поначалу у журнала было несколько редакторов, в том числе особо любимый Петром Станюкович. Затем к управлению «Русским богатством» пришел единолично Михайловский. По части художественной литературы он успешно продолжил начинания своих предшественников, и это возродило его былую известность. В то же время Михайловский и его новые помощники сначала осторожно, потом все уверенней и резче принялись поругивать российских сторонников Маркса и заодно и сам марксизм.
