Дела медицинские
Осенью 1936 года я поступил на второй курс рабфака при Ленинградском университете. Находилось это учебное заведение на Десятой линии Васильевского острова, в том здании, где когда-то были знаменитые Бестужевские женские курсы. Почему я поступил на рабфак? Для того, чтобы, кончив его, победоносно держать экзамен в Медицинский институт! А почему это вдруг решил стать врачом? Да потому, наверное, что в каждом человеке живёт обезьяна. А во мне, видать, большущая обезьянища обитала. Мой друг со школьных лет Левушка Мюллер, коренной питерский немец, к тому времени успел закончить школу-девятилетку и учился в Мединституте. Он так вдохновенно толковал со мной о медицине, что я заразился от него стремлением освоить эту науку — и затем исцелять людей от всех недугов и хворей. Будущей своей врачебной специальности я ещё не выбрал, я ещё раздумывал, кем мне быть: психиатром или терапевтом. В психиатрии меня привлекала таинственность, многогранность этой науки; в книге «Творчество душевнобольных» я прочёл, что при некоторых психических болезнях социальная ценность больного на первой стадии заболевания не только не сходит на нет, но даже повышается. Но и работа врачей-терапевтов казалась мне очень интересной и многообещающей.
Хоть друг мой и очень хвалил медицину, но делал он это из любви к своей будущей работе, а вовсе не для того, чтобы я последовал его примеру. Он честно сообщим мне, что хорошего врача из меня не получится, кончи я хоть десять мединститутов, ибо я рождён быть пациентом, а не врачом. Однажды Лёва (очевидно, чтобы показать мне теневую сторону медицинского труда) устроил для меня странную экскурсию: с его старшим братом, тоже будущим медиком, мы побывали в больнице на Загородном проспекте, а точнее сказать — в прозекторской. Помещалась она не то в первом этаже, не то в подвале. В какой-то маленькой сырой комнатке лежал на высокой и широкой скамье труп молодого мужчины в военной командирской форме. Там, где сердце, на гимнастёрке была видна небольшая тёмно-красная вмятина; это был самоубийца. Меня поразило, что лицо у него спокойное, будто он о чём-то задумался во сне.
Потом меня повели в более обширное помещение, где лежали мертвецы, а затем — в ещё более просторное. Там на столах лежало несколько трупов, их оперировали студенты и студентки. Возле одного покойника стояли две девушки — и обе с папиросами во рту. Но пахло там не дымом, а чем-то совсем другим. В общем-то неожиданно страшного впечатления всё это на меня не произвело, ведь по книгам я уже имел представление о моргах, о прозекторских, о труде медиков. Да и сам я в детстве, ещё в Старой Руссе, вместе с отцом посетил небольшой морг. Так что, Левушка Мюллер зря старался, организовав для меня эту экскурсию. Не она оттолкнула меня от мединститута.
Учиться на врача я не стал потому, что к стихам меня тянуло больше, нежели к медицине. Постепенно врачебные замыслы мои остыли, сошли на нет. А вскоре рабфак с родного моего Васильевского острова перевели в новое здание на углу Садовой и проспекта Майорова, и это был для меня предлог, чтобы бросить учёбу, забыть о мединституте. Я уже позже понял, что врач из меня — как боксёр из безрукого и как футболист из безногого. Мне очень повезло, что я не стал медиком, но ещё больше повезло больным.
А ведь какие-то докторские, лекарские гены во мне, быть может, и есть. Я уже упоминал о том, что мой предок по материнской линии Пётр Иванович Линдестрем (1764-1841) был врачом. Притом не простым, а придворным, то есть лейб-медиком. На этом поприще он дослужился до большого чина; умер в звании тайного советника. Известно, что он лечил побочного сына цесаревича Константина Павловича. В октябрьском номере журнала «Русская старина» за 1908 год опубликованы два письма цесаревича, адресованные П.И. Линдестрему. Им предшествует небольшая статья историка М. Соколовского. Процитирую два абзаца из этой статьи:
«В семейных бумагах контр-адмирала В.В. Линдестрема хранятся в настоящее время подлинные письма Цесаревича Константина Павловича к известному врачу, лейб-медику, Петру Ивановичу Линдестрему, впоследствии тайному советнику. За 1812 г. таких писем сохранилось двадцать. Все они писаны собственноручно Цесаревичем, носят искренний, сердечный характер и доказывают те тёплые чувства, которые питал Константин Павлович к Жозефине Фридрихс и её сыну, и ту степень доверия и расположения, которою пользовался у Цесаревича П.И. Линдестрем. Часть писем писана во время нахождения в армии, при Цесаревиче, Жозефины Фридрихс; сын её оставался в Петербурге; за это время Цесаревич в своих письмах уполномачивал Линдестрема заверить маленького Павла Константиновича в любви к нему его родителей.
Для обрисовки личности Константина Павловича письма его к Линдестрему имеют несомненный интерес. К сожалению, они в общем довольно однообразны. Ниже приводятся, с любезного разрешения контр-адмирала В.В. Линдестрема два письма Цесаревича к его деду».
Далее следуют эти письма. Писались они на французском языке, поэтому дан и французский их текст, и русский. По-русски читаются они так:
1
(Перевод). Передайте мой привет, дорогой Линдестрем, нашему дорогому маленькому Павлу. Скажите ему, что мать и отец чувствуют себя очень хорошо и что они от всего сердца его обнимают. Мой привет Опочинину и Клейнмихелю, равно как англичанке и детям. Относительно Вас, дорогой друг, надеюсь, что Вы, так же как все Ваши, здоровы и что в эту минуту Вы уже в Стрельне. До свидания, мой дорогой. Г-жа Фридрихс Вам передаёт тысячу любезностей.
Весь Ваш
Константин Видзи
14 мая 1812 г.
2
(Перевод). Благодарю Бога, я здоров, дорогой Линдестрем, и надеюсь, что и Вы здоровы. Г-жа Фридрихс должна была уже прибыть в Стрельну. Я Вам её поручаю; позаботьтесь о ней, это будет новым знаком Вашей любезности ко мне. Обнимите от меня дорогого Павла; как мне хочется его снова увидеть. Скажите, что я постоянно думаю о нём. Мой привет англичанке и детям, а также Опочинину и Клейнмихелю. Не забывайте меня и будьте уверены в моей преданности. Всегда Ваш всем сердцем
Константин
5 июля 1812 г.
В той же «Русской старине» в N 10 за 1910 год тоже напечатаны письма Цесаревича, адресованные П.И. Линдестрему. Их — три, а предваряет их статья того же М. Соколовского. Вот несколько строк из этой статьи:
«...Семейное предание сохранило сведение, что известный врач, лейб-медик Пётр Иванович Линдестрем принадлежал к масонству. Факт этот очень любопытен, если принять во внимание то доверие, которым пользовался П.И. Линдестрем со стороны Цесаревича Константина Павловича, тоже масона».
