Ознакомительная версия.
К 1776 году относится план английского, пейзажного парка. После отъезда в Петербург Александр Романович присылал инструкции по содержанию садов и парков, для которых постоянно покупались новые деревья и кустарники. Любопытны указания, данные управляющему Александром Романовичем в 1783 году: «В английском саду около всякой куртины насадить рябины, черемухи, сосны, ели, чтоб через то вид на пестроту деревьев переменялся, сие и в лутчих английских садах наблюдается. Подле каменной стены в сем саду зделанной посадить шпанские вишни. В регулярном саду рощу и все плодовые деревья старатца подсаживать. То же в плодовом саду вишни и яблони. Окончить планировку земли около ананасной оранжереи и на оном месте каменные парники зделать».
Пейзажный (английский, иррегулярный, ландшафтный) парк – направление в садово-парковом искусстве, сложившееся в XVIII веке в Англии на контрасте с барочным, регулярным парком во «французском стиле». Английский парк «сливается» с природой, утверждая наивысшую ценность того искусства, которое неотличимо от природы, представляя идеализированные картины природной гармонии.
Создается сложная система прудов, устраиваются плотины на реках Пекша и Нергиль, разбивается плодовый сад с теплицами и оранжереями, в которых росли пальмы, лимоны, персики. Сады, парки и оранжереи Андреевского славились далеко за его пределами. Тот же Завадовский спрашивал у Александра Романовича: «У тебя лес лимонных и померанцевых деревьев. Дозревают ли на оных фрукты в оранжереях?»
А в оранжереях Андреевского разводили персики, ананасы, яблони, фиговые, лавровые, виноград и цветы. И все насаждения цвели, благоухали, плодоносили. На господский стол регулярно подавались заморские диковинные фрукты, выращенные в собственных оранжереях и теплицах, изумляя гостей польщенного хозяина. Для постоянного ухода было пять садовников, четверо рабочих и множество учеников.
В 1782 году около пруда во фруктовом саду построили на Нергили плотину, полотно которой служило мостом. За ним вырыли другие, квадратные пруды с откосами, один с островком и ступенями-спусками. Не обошлось и без горы Парнас, устроенной в 1786 году на острове, образованном старым и новым руслом Пекши.
Обширное пространство между Неугодовской улицей и старым руслом реки Пекши заняли парки, огороды разбили на южной оконечности мыса, образованного при впадении Нергили в Пекшу.
Такой рационализм и геометризм планировки, жесткость прямых линий не имеют аналогов в усадебном строительстве. Для русских усадеб разного времена характерна живописность, гармоничное единение сооружение с окружающей природой, а «Андреевское» с его центральной площадью, улицами мастеров и слободой служителей, каменными сооружениями различного назначения, обособленностью участка, скорее напоминало небольшой городок с четкой организацией пространства, защищенный естественными водными преградами с трех сторон.
Улицы, проспекты, площади, дворы усадьбы были вымощены диким камнем-булыжником, хозяйственные сооружения и служебные дома большей частью были каменными. Что тоже было весьма необычным новшеством, в то время, как даже многие дворянские дома и усадьбы строились в основном из дерева. Многочисленные мастерские, кузница, амбары, людские, дома управляющего и садовника строились одно временно с дворцом. Скотный двор выстроили в 1775 году, конный двор каменный, а полотняную, суконную и салфеточную фабрику – деревянную – через четыре года. Людских флигелей требовалось много, т. к. помимо дворцовой прислуги были скотники, шорники, портные, смотрители, повара, кондитеры, конюхи, форейторы, садовники, маляры, столяры, плотники, живописцы, ученики, а всего около 700 человек дворовых – настоящий город мастеров.
Такая планировка не предполагала дальнейшее развитие и изменение и потому сохранилась до наших дней. Ансамбль Андреевской усадьбы, в котором до сих пор ощущается эпоха восемнадцатого столетия, сложился за десять лет, с 1770 по 1780 гг., дальше шли только доделки, а в XIX веке перестройки служебных и хозяйственных заведений.
Свою лепту в преображение усадьбы внесла и дочь Романа Илларионовича – княгиня Екатерина Воронцова-Дашкова, директор Санкт-Петербургской Академии наук и президент Императорской Российской академии. Она лично разработала планировку парка, разделенного главной аллеей на регулярную и пейзажную части.
В главном же здании усадьбы было около 80 комнат. Были здесь приемные залы, гостиные, столовые, кабинеты, жилые помещения, чайная комната, диванная, бильярдная, библиотека. В одной из комнат пол был с секретом: паркет при ходьбе по нему издавал музыкальные звуки. Особой гордостью усадьбы считалась портретная зала Воронцовых с несколькими сотнями картин, среди которых были работы Федора Рокотова и Дмитрия Левицкого. Многие полотна из этой коллекции ныне находятся в фондах и экспозициях Владимиро-Суздальского музея-заповедника.
Федор Степанович Ро́котов (1735?-1808) – крупнейший московский портретист, работавший в период Русского Просвещения. Возможно, первый в России «вольный художник», не зависевший от государственных и церковных заказов.
Дмитрий Григорьевич Леви́цкий (ок. 1735–1822) – русский художник-живописец украинского происхождения, мастер парадного и камерного портрета. Академик Императорской Академии художеств.
Андреевские специалисты пользовались известностью. Недаром А. В. Суворов наказывал управляющему владимирской вотчиной Ундола (название села и родового гнезда Суворова Ундол, ныне Лакинск. – Ред.): «…попроси графа Воронцова садовника, чтоб он сад поправил, плодовые деревья подчистил и мастеру нашему Александру показал, как их и впредь подрезывать… а его, садовника воронцовского, по приличеству отблагодарить». Заимствование помещиками друг у друга специалистов и обучение у них крепостных мальчиков было обычным явлением.
Твердый в своих убеждениях, Воронцов не побоялся поддержать А. Н. Радищева после его ссылки в Сибирь. Радищев летом 1797 года на обратном пути из ссылки заезжал к Александру Романовичу в «Андреевское» как к другу и покровителю и гостил какое-то время. Также не побоялся Воронцов дать убежище и опальному библиотекарю великого князя Павла Петровича Герману Лафермьеру, которого взял после отставки с собой, зимой они жили в Москве, а летом в Андреевском.
К этому времени усадьбы была полностью благоустроена для длительного комфортного проживания и занятий, в сложном хозяйстве производилось все необходимое для жизни, а дом был, что называется, полная чаша. Впечатляет перечень предметов: картин божественных – 11, картин светских – 130, портретов – 286, статуй – 47, мраморных ваз – 23, мраморных колонн – 5, зеркал – 47, хрустальных паникадил – 5, стеклянных фонарей – 24, ломберных столов – 27, четырехугольных столов – 35, угольников – 62, кабинет – 1, шкафов – 18, бюро – 4, диванов – 26, кресел – 167, стульев – 268, канапе – 29, да еще образа, ширмы, занавеси, посуда, белье, ружья. Для поездок в разное время года в каретном сарае стояли экипажи, кареты, фаэтоны, кибитки, линейки, дрожки, возки. В 1796 году умер Лафермьер, рисунок для его надгробия прислал из Петербурга Н. А. Львов, а исполнил в мраморе скульптор Жермоли.
Ознакомительная версия.
