Видя, что космонавты затрудняются что-либо ответить, он сам пришел им на помощь:
— Что значит: научиться учиться? Я не сомневаюсь, что все вы отлично освоите корабль. Ну, а ведь дальше что? Не получится ли у некоторых так, как в свое время получилось со мной? Я закончил институт. После сдачи дипломного проекта пришел домой и, облегченно вздохнув, сказал матери: «Мама, теперь все эти книги, чертежные столы, линейки можно забросить. Я — инженер». И забросил на время. Но очень скоро понял… настоящая учеба-то только начинается. Только на новом, я бы сказал, более разумном уровне. Теперь я знал, что мне нужно, чего я хочу и где можно подчерпнуть необходимое. Творческая жизнь и работа — это цепь сплошной учебы, сплошных экзаменов. Если человек чему-то и научился, так это главным образом для того, чтобы легче, быстрее он сумел проникнуть еще глубже в содержание того, чем он занимается. Постоянно учась, человек может творить. Понятно ли вам, к чему я клоню?
— Понятно, — хором ответили космонавты.
— Вот только последнее нас смущает, — отозвался Герман Титов. — Научимся ли мы творить? Это ведь самое главное?
— Не боги горшки обжигают, — ободряюще взглянув на него, ответил Главный конструктор. — Я знаю, как вы, Герман Степанович, сдавали экзамены по технике. Сложные вопросы трактовали оригинально, по-своему. Даже, помнится, поспорили с нашим конструктором. Было такое?
— Было. Но ведь это только экзамены.
— А теперь переходите к более сложному. Не переставайте работать, думайте о том, как совершенствовать наши корабли, — посоветовал Главный конструктор.
Вместе со всеми космонавтами, изучая корабль, Герман Титов засыпал инженеров, конструкторов вопросами. Его всегда интересовали не только общие принципы устройства, конструкции, но и детали. У него то и дело возникали десятки «почему». Почему, скажем, одна часть пульта управления чрезмерно насыщена тумблерами, кнопками, рукоятками, а другая — просторная? Почему приборная доска окрашена и установлена так, что словесные обозначения, сделанные на ней, недостаточно видны?.. Титов помнил совет Главного конструктора: смелее высказывать свои суждения, предлагать — ведь большинство того, что делалось на корабле, делалось впервые. Однажды он насторожил конструкторов тем, что высказал сразу целый ряд рационализаторских предложений. Вначале к Герману отнеслись недоверчиво. Но вскоре обнаружилось, что советы дельные, и ему сказали:
— Разумные советы, коллега. Учтем.
Титов осмелел и внес еще ряд предложений. Глядя на него, смелее стали высказывать свои соображения и другие космонавты. Конструкторы, инженеры удовлетворенно кивали головами. Они соглашались с дельными предложениями космонавтов.
Однажды конструктор, пригласив Титова к кораблю, сказал:
— Смотрите, как теперь…
Титов увидел, что по его совету кое-что уже переделано, усовершенствовано. Он сел в кабину корабля, попробовал.
— Очень хорошо. Удобно работать. Спасибо.
— Не за что, мы ведь одно дело делаем.
Позже конструктор сказал мне:
— С ясной, хорошей головой этот парень, и глаз у него зоркий. Умеет ухватить главное и о деталях не забывает.
А Главный конструктор как-то сказал:
— Вот Титов научился учиться. Значит, сможет и творчеством разумным порадовать.
Герман Титов внес ряд ценных предложений при подготовке первого полета человека в космос.
Правительство высоко оцепило его труд: за творческое участие в подготовке полета, который совершил его друг Юрий Гагарин, он награжден орденом Ленина.
Сделан первый шаг, первый полет человека к звездам. Мир еще восторгался великим экспериментом. А конструкторов-инженеров, ученых уже волновали новые космические проблемы. И космонавты заговорили о следующем полете. Все понимали: он будет сложнее первого. Нет смысла повторять успешно пройденное.
— Ну, Гера, готовься, твой черед, — говорили Титову.
— Почему непременно я? Возможно, другой полетит. Как решит комиссия, — отвечал Титов.
— Тебя пошлют, мы уверены. Имеешь полное право: был у Юрия дублером. — И по-дружески говорили: — Не теряй времени, готовься. А мы поможем.
И в конструкторском бюро, и в штабе ВВС, и у нас — везде Герману советовали: «Готовься». И он с увлечением принялся за подготовку к новому полету.
Сложное это дело — подготовка к полету. Она объединяет множество различных больших и малых вопросов. Предстояла напряженная и кропотливая работа. Да, именно работа. Герман вместе со своими помощниками-дублерами не знал покоя. Они ездили на заводы, в конструкторские бюро и специальные лаборатории, в институты. Герман подолгу оставался и «один на один» с кораблем. «Надо сжиться с каждой особенностью корабля, с каждым тумблером и рычагом», — говорил он и начинал — в который раз — «разыгрывать» полет. Потом появлялись новые заботы. И так целые дни. Можно сказать прямо: своим неутомимым, творческим отношением к подготовке Герман Титов подавал хороший пример того, как надо готовиться к большому делу. Все окружавшие его, и особенно друзья-космонавты, очень внимательно и заботливо относились и к самому Герману и к его работе. Не преувеличивая скажу, что все мы жили предстоящим полетом. И теперь, в отличие от первого полета, когда избранник выявился только непосредственно перед стартом, все знали и верили в то, что Государственная комиссия согласится с нашим предложением и поручит выполнение второго полета именно ему — Герману Титову. Каждый из космонавтов, выполняя определенное задание, докладывал Герману, как главному исполнителю: «Сделано то-то…» До поздней ночи велись уточнения, проверки, деловые разговоры. Герман настолько увлекся работой, что забывал о еде. Часто спрашивают, волновался ли он в этот период. Я бы так ответил на этот вопрос: у него ни на что, кроме работы, не было времени, он перед собой видел только большой серьезный полет.
Время в подготовке пролетало незаметно. И вот уже мы на знакомом космодроме. Там жарко — солнце прямо-таки обжигает. Но воздух свежий, и пахнет полынью, чебрецом и еще какими-то травами.
На этот раз, как и тогда перед первым полетом, Германа и его дублера — Космонавта Три, разместили в том самом домике, где раньше «квартировали» Гагарин и Титов. Его так и назвали: «Домик космонавтов». В той же комнате, где стояли две кровати, Герман занял свою, прежнюю кровать, а его другу досталась «гагаринская». «Я уж привык к своей, — сказал он дублеру. — А ты обживай». Умылись с дороги, переоделись в летнюю, легкую одежду. После короткого отдыха, занялись делами. Я с трудом отвлек обоих от работы: пора было обедать. Меню — космическое: мясные и молочные блюда, овощные и фруктовые пасты, витаминизированные соки… Все это выжималось из специальных туб. Пища была вкусная, калорийная. И хотя на дворе было жарко, космонавты ели в общем хорошо — с аппетитом.
