Музыка доносилась синхронно с двух площадок, расположенных в противоположных концах выделенной территории, в то время как с высоченных световых вышек на задрапированные простынями стены проецировали фильмы. Неважно, что ветер раскачивал импровизированные экраны и трудно было уследить за ходом действия в фильмах; неважно было и то, что у электрогенераторов не хватало мощности, по сравнению с привычным для «парящих» под воздействием «кислоты» рокеров. Мало кому из выступающих команд, не считая выходящих за общепринятые рамки Медалью, Йоко Оно и Рона Джизина (для которого сотрудничество с ФЛОЙД еще было впереди), когда-либо удавалось выступать на такой площадке. Тем не менее, ощущение от всего происходящего было фантастическим. Однако восторгались не все. Дэвид Дженкинс (David Jenkins) (в настоящее время — редактор «Tattler») назвал мероприятие «вызывающим зевоту эксцентричным событием», отметив при этом, что «весь ужас понимания скукоты происходящего обрушился на присутствующих примерно в полночь, когда стало ясно, что лондонский транспорт уже не работает, и Дженкинсу вместе с приятелями-скептиками придется торчать в этой ловушке The Technicolor Dream до утра».
Дэвид Медалья, напротив, утверждает: «Я отнюдь не страдаю приступом ностальгии, когда говорю, что это событие было мгновением ощущения всеобщей свободы». И, несмотря на провал затеи со сбором денег для «IT» (благодаря запросам некоторых групп, парочки промоутеров и беспечному отношению к деньгам самого Хоппи), Джон Хопкинс по-прежнему уверен, что «Technicolor Dream оказалось мероприятием, поразительным с любой точки зрения. Все музыканты были великолепны».
Список исполнителей состоял из таких завсегдатаев клуба UFO, как TOMORROW, Алекс Харви (Alex Harvey), THE SOFT MACHINE, и облаченного в шлем с забралом и шафрановую мантию Артура Брауна (Arthur Brown), который в кульминационный момент своего шоу поджег себя. Майлз заканчивает описание этого мероприятия на оптимистической ноте: «По толпе прокатилась волна, все обернулись к огромным окнам, выходящим на восток и окрашенным первыми, еще слабыми, лучами рассвета. В этот волшебный миг застывшего здесь времени и появились ПИНК ФЛОЙД».
Их музыка была жуткой, торжественной и успокаивающей. После ночи шалостей, веселья и «кислоты» пришло торжество рассвета… Глаза Сида сияли, пока взятые им ноты уносились ввысь. А восход отражался на зеркальной поверхности его знаменитого «Телекастера». Не имело никакого значения, что у самих ФЛОЙД, в тот самый вечер спешно приехавших с континента для участия в этом концерте, впечатление от их выступления, скажем прямо, было не ахти какое восторженное.
Очередной концерт группы в Лондоне 12 мая в Queen Elizabeth Hall оказался захватывающим — с точки зрения всех присутствующих. Всех, за исключением разгневанных менеджеров Южного банка, которые никак не могли понять, ради чего они позволили вовлечь себя в организацию многостилевого перфоманса под названием «Игры в честь мая» (или «Майские игры»): «развлечение космического века в самый разгар весны — электронные композиции, цветные и звуковые проекции, девушки и THE PINK FLOYD».
«Эндрю Кинг отнюдь не был идиотом, — говорит Сюзи Уинн Уилсон. — Он серьезно подошел к тому, чтобы заявить концепцию группы на рынке шоу-бизнеса как Искусство. Он старался все сделать по высшему разряду. Газеты принялись серьезно обсуждать концерт, потому что «замешанным» оказался Южный банк — дело для поп-групп тех дней неслыханное. Беспрецедентным было то, что ФЛОЙД (у которых дискография равнялась одной кошкиной слезке) должны были отстоять на сцене целые 2 часа без какого-либо разогревающего состава.
«Игры в честь Мая» публике представлял Кристофер Хант (Christopher Hunt) — промоутер, специализировавшийся на классической камерной музыке. Однако предприимчивый Хант за четыре месяца до этого (по настоятельному требованию работавшей с ним в то время Суми Дженнер (Sumi Jenner) выделил средства на концерт в лондонском Институте Содружества с участием коллектива, и ему понравилось то, что он увидел и услышал. Именно Хант выпустил интригующий пресс-релиз: «ФЛОЙД намереваются превратить этот концерт в визуальное и музыкальное путешествие в неведомое — не только для себя, но и для аудитории. Написана новая музыка, которая будет исполнена впервые вкупе со специально приготовленными четырехдорожечными стереозаписями. Что касается визуальной стороны, светотехники группы подготовили новое, невиданное прежде шоу».
«Четырехдорожечные стереозаписи» представляли собой подлинное новшество «флойдов», в полной мере использовавшееся ансамблем в последующие годы. Все началось как эксперимент во время одной из смен записи на четырехдорожечный магнитофон в студии на Эбби-роуд, когда ребята упросили продюсера Нормана Смита добавить к двум уже имевшимся стереофоническим колонкам еще пару. Им так понравился полученный результат, что они взяли на вооружение эту «круговую циркуляцию звука». «Благодаря этому, — объяснял Роджер Уотерс, — звуки кругами распространяются по помещению, создавая у публики сюрреалистическое ощущение того, что она взята музыкой в кольцо». Этот эффект стал важным элементом «живых» выступлений группы. Как и в наши дни, в то время колонки, расположенные в конце площадки, использовались для воспроизведения записанных заранее различных звуковых эффектов, собранных, по большей части, Роджером Уотерсом (ветер, шум волн, звуки шагов, пение птиц и т.д.), которые группа включала в свои выступления.
ФЛОЙД еще предстояло разобраться со всеми тонкостями акустики Queen Elizabeth Hall , и их незатейливая квадросистема производила должное впечатление лишь на обладателей законных билетов, сидевших в «нужных местах» (но эту систему после шоу довольно быстро кто-то прозаически стащил). Помимо этого, существовало множество других ухищрений, при помощи которых музыканты держали слушателей в нужном для них состоянии, начиная с искусственного восхода темно-красных оттенков, изображаемого Питером Уинн Уилсоном при помощи проецирования всполохов насыщенного красного цвета на заднике сцены. Его «плавающее» светошоу было дополнено 35-миллиметровыми фильмами и тысячами мыльных пузырей. Один из роуди в мундире адмирала засыпал водопадом бледно-желтых нарциссов публику, лицезревшую, среди прочего, Роджера Уотерса, швыряющего картофелины в здоровенный гонг, и Ника Мейсона, пилящего дерево пилой, подключенной к усилителю.
«Мы просто-напросто ухватились за некоторые идеи и импровизировали на сцене… Но оказалось, что все это — чрезвычайно трудно, — комментировал впоследствии Ник. — Думаю, важно хотя бы приблизительно знать, что ты собираешься делать. Но «Игры в честь Мая» были первым опытом такого рода, и мы лично вынесли из них для себя много полезного».
