Ознакомительная версия.
К счастью, тюрьму расформировали, и 26 декабря 2002 года в мерзлом «воронке» писателя перевозят через Волгу из заволжских степей обратно в Саратовский централ. Новый год встретил в камере с тремя зэками. Один из них – министр культуры Саратовской области дядя Юра. Его посадили за взятку в одну тысячу долларов США и 20 тысяч рублей. Дочери дяди Юры передали «под елочку» копченую курицу. Дядю Юру в Новом году ждет должность директора клуба тюрьмы. Министру без должности и за решеткой не положено.
Скоро писатель услышит обвинение. Его поддерживали многие в те тяжкие дни. В Израиле прошли демонстрации протеста. Французские интеллектуалы подписали в его защиту петицию. Посол Франции несколько раз встречался с адвокатом Беляком. Шемякин лично разговаривал с Путиным и вышел грустным после беседы. Защищали Жириновский, Митрофанов, Алкснис, Василий Шандыбын, директора издательств «Ад Маргинем» и «Ультра. Культура» Александр Иванов и Илья Кормильцев. Помогали Борис Березовский, Проханов, который передал 10 тысяч долларов литературной премии. Они очень пригодилиь для оплаты адвокатов, поддержки других нацболов, которых судили. Лимонов старательно работал с адвокатами, над защитой, писал ходатайства за других зэков. Огромную роль сыграла сплоченность и бесстрашие лимоновцев. По всей России допросили 250 свидетелей. Кто не прошел через допросы в прокураторе, тому поясню (не с чужих слов): вы можете зайти в кабинет свидетелем, а выйти (или быть отконвоированным) уже подозреваемым или обвиняемым. Из двухсот пятидесяти допрошенных двести сорок семь товарищей выстояли и не предали вождя.
30–31 января 2003 года два обвинителя поочередно толкают речь. Вождь нацболов бесстрастно конспектирует. Прокурор запросил по статьям 205, 208, 222 (часть три), 280, соответственно десять лет лишения свободы, четыре, восемь и три. В колонии строгого режима. На лице писателя не дрогнул ни один мускул. Принимая во внимание престарелых родителей и возраст подсудимого, двадцать пять лет прокурор милостиво скостил до четырнадцати. Ни единого смягчающего обстоятельства не нашел. Этот же прокурор помогал гепрокурору Устинову на процессе известного чеченского террориста Салмана Радуева.
Четырнадцать лет строгого режима. Четыре статьи. Возвращаясь в «воронке» обратно в централ, Лимонов вполголоса декламирует стихи Кузмина из начала книги «Форель разбивает лед».
2 февраля 2003 года в Москве в честь 60-летия Эдуарда Лимонова в ЦДЛ прошел вечер в его поддержку. Звучало много выступлений. (Сам писатель потом заметит, что рад был при этом не присутствовать.) Держал слово и Юрий Мамлеев. И ВВЖ, который отвел Проханову место Плеханова русского патриотизма, а Эдуарду Лимонову – место Ленина в истории.
Утро 4 февраля. С шести утра на ногах. Сегодня день суд-допрос. На полке под окном по черно-белому телевизору без звука идут новости. Новости НТВ. Наташа. Наталья Медведева, певица, журналист, прозаик, драматург (романы «Любовь с алкоголем», «Моя борьба», «А у них была страсть»).
Включает звук. Она ушла в ночь с третьего на четвертое. Не был с ней разведен. Теперь вдовец. Прожил с Натальей Медведевой почти четырнадцать лет.
– Я не утверждаю, что она умерла из-за меня, за меня. Но страшный срок, запрошенный мне прокурором, перевесил чашу весов. Послужил последней каплей. Чего вдруг иначе она умерла в конце вторых суток после того, как мне запросили приговор? Что, ей было мало других дней? Она меня всегда очень любила и к тому же уважала. Устала и ушла… А зеркало задернул черный флер 14 лет.
15 апреля 2003 года. Судья Матросов оглашает приговор. До того как в России ввели мораторий на смертные казни, вынес достаточное количество смертных приговоров, почему его и прозвали «Ворошиловский стрелок». Дело свое знает.
Он сделал суд над Эдуардом Лимоновым открытым. Он в результате укажет на ошибки прокураторы и чекистов в процессе следствия. Ну а в сей момент – перерыв по ходу оглашения приговора. В зале парламентарии Черепков и Шандыбин. Шандыбин подходит к клетке:
– Эдуард, хочу пожать твою руку. Ты здесь сидишь ведь за нас – за всех мучаешься. В российских тюрьмах сидит один миллион двести тысяч заключенных. И чиновников 1 миллион 200 тысяч. На душу чиновника по душе зэка.
Приговор: четыре года за незаконное приобретение и хранение оружия. Обвинения в терроризме и подготовке к свержению государственного строя сняли. Тридцать томов уголовного дела развалились. Не разоблачили захватчиков земель суверенного Казахстана. Не доказали партизанскую деятельность. Один из томов полностью состоял из распечатанной дискеты – 262 страницы книги «Действие в военное время». Дискету, как и много других дискет, нашли дома. Их присылали Лимонову как редактору газеты «Лимонка». Компьютера у писателя вообще-то не было. С 15 мая 2003 года Эдуард Лимонов находится в «чудном лагерьке» № 13. Зэки вскрывают себе вены, чтобы не оказаться в нем.
Презрение к невзгодам – девиз писателя. Его не пугали профилактические беседы с офицерами КГБ, преследования ФБР и дээстешников (французской контрразведки). Он шел на одну, вторую, пятую войну военным корреспондентом. С блокнотом в руках штурмовал в октябре 1993 года телецентр «Останкино». Его не сломили три тюрьмы. Первые дни пребывания в «Лефортово» он часами ходит по камере, повторяет для укрепления духа имена классиков-узников. И написал о них книгу. В перерывах между судебными заседаниями и в выходные в Саратовском централе перечитывает «Идиота» и изучает по письмам Ленина историю РСДРП. Вот почему он выбрал именно сорок девятый том Полного собрания сочинений (к сведению ученых – обладателей дипломов Литературного института, которые позволяли себе ерничать над узником совести). А незадолго до ареста читал «Капитал», харьковское издание 1928 года. Скорее всего, с предисловием Карла Каутского – так тогда издавали «Капитал». В «Еврогулаге», колонии № 13, стоя на поверках, он сравнивает закопченные корпуса промзоны с крепостями крестоносцев и воображает, как летит над ними подобно Симону-Магу.
– Лучше бы я жил себе и жил в этом странном мире монашеского аскетизма, повинуясь ритму трех больших молитв-проверок в сутки. Обезжиренный, мудрый, тайный осужденный Эдуард с впалыми щеками и копчеными ушами. Возможно, нет, я уверен, мне удалось бы однажды четко рассмотреть, кто летает в ядовитых облачках над промзоной на закате, кто, птеродактиль или Симон-Маг, – возвращается в злую годину испытаний и поясняет Лимонов в октябре 2009 года.
– Я вот люблю до сердцебиения странных немецких поэтов и гностиков-еретиков. Когда мне было 28 лет, я жил на Погодинской улице, неподалеку от Новодевичьего монастыря, в девятиметровой комнате. Ко мне приходил худой носатый парень-австриец, служивший в посольстве Австрии переводчиком, и вместе мы переводили на русский стихи поэта-мистика Тракля. Я уже не помню ни имени, ни фамилии австрийца, не сохранились и мои переводы, сделанные по его подстрочникам. Я случайно вспомнил сегодня о лейтенанте Тракле, он покончил с собой в 1914-м, в военном госпитале. Вспомнил и подумал, что я совсем не тот человек, который известен всем. Из этой желтой девятиметровой комнаты я каждый день ходил прогуливаться на Новодевичье кладбище. Незадолго до описываемого мной времени туда перенесли останки великого поэта Хлебникова. Я покупал на рынке большие красные яблоки и клал всегда одно яблоко на могилу Хлебникова. Когда его склевывали птицы, я клал следующее яблоко…
Ознакомительная версия.
