Во второй половине дня гитлеровцы усилили огонь из всех видов оружия. По боевым порядкам 1-го батальона и не успевшего смениться 4-го артиллерия врага открыла массированный огонь. Его авиация стала наносить удары по переднему краю этих батальонов. Над полосой нашей обороны поднялась непроницаемая черная завеса пыли.
Город Конотоп, особенно район его железнодорожного узла, село Поповка, хутора Лизогубовский и Таранский пылали в огне. Там тоже свирепствовали фашистские «асы».
Мы с уважением вспоминали железнодорожников Конотопа. Они трудились поистине самоотверженно. Несмотря на все попытки врага парализовать этот важнейший железнодорожный узел, они пропускали на север эшелон за эшелоном, эвакуировали раненых, вывозили оборудование заводов, гасили «зажигалки», исправляли разрушенные бомбами пути и снова несли под бомбежкой свою мужественную рабочую вахту. Вот и сейчас оттуда, из багровых смерчей пожара, доносились гудки паровозов. Удивительна душевная сила нашего рабочего человека! Даже перед самой смертью он не становится на колени. Нет такой силы, которая смогла бы морально подавить его.
Главный удар противник по-прежнему наносил вдоль железной дороги, с севера на Конотоп. На этом участке фронта обстановка для нашей бригады усложнялась. А как хотелось бы нам отбить и эту атаку фашистов, их танков и мотопехоты…
Эх, была бы надежда, что подоспеет помощь из корпуса или армии!
Правда, эта надежда и была тем шансом, одним из ста, которые выигрывают очень редко. И все же мы выигрывали! Мы остановили врага, сдерживали его и причиняли ему огромные потери.
Будто стремясь возвратить меня к действительности, командир 3-го батальона Михайлов доложил, что на участке его соседа немецкая мотопехота форсировала Сейм. Гитлеровцы начали переправлять танки.
Я взглянул на комиссара:
— Ты понимаешь, что это означает, Федор Филиппович?
Лицо его словно окаменело:
— Это прорыв нашей обороны.
Последнее послание комбата. Танк на а блиндаже. Встреча на болоте. Мы переводим бригаду. Ночной марш. Комкор поздравляет.
Наташа Мухина… Высокая, стройная блондинка лет двадцати, очень спокойная, немногословная, сдержанная. Она была санитаркой в четвертом батальоне. Я запомнил ее облик и фамилию потому, что в дни обороны на Сейме комбат не раз отмечал доблесть и отвагу этой девушки..
И вот Наташа Мухина перед нами. Задыхаясь, она вбежала на наблюдательный пункт. Признаться, я не сразу узнал ее: лицо судорожно искривлено, одежда изорвана, покрыта грязью и кровью. По-видимому, ей пришлось ползти через болото, а кровь запеклась на рукавах, на груди при переноске раненых.
Пошатываясь, она протянула мне измятый клочок бумаги. Он тоже был забрызган кровью; почерк неразборчивый, какие-то прыгающие буквы.
Я с трудом прочитал донесение командира 4-го батальона:
«Товарищ полковник, немецкая пехота и танки форсировали реку Сейм. Батальон несет исключительно большие потери. Из офицеров штаба никого не осталось. Сам тяжело ранен. Единственно, кого можно было послать к вам, — это сандружинницу Мухину. Прошу прислать подкрепление».
Я взглянул на девушку. Она заговорила прерывисто, лаконично:
— Прямое попадание снаряда в окоп… Там находился штаб батальона. Все убиты. В живых только командир. Тяжелое ранение в живот. Теперь он, наверное, уже скончался. Немецкие танки… Они уже там.
Я бросился к телефону. Все, что было у нас в резерве, в том числе и танковую роту, прибывшую час назад, пришлось бросить в контратаку, с целью восстановить оборону на участке 4-го батальона.
Однако силы были слишком неравными. Враг имел здесь, примерно, десятикратное превосходство в солдатах и технике. Его авиация непрерывно висела над полем боя и прижимала к земле наши контратакующие подразделения. Совершить в этих условиях, в ходе сражения, какой-нибудь маневр просто не представлялось возможным.
Третья танковая дивизия противника прорвала нашу оборону на участке 4-го батальона. К вечеру 9 сентября она овладела городом Конотопом.
Расширяя прорыв, немцы развернули часть сил мотопехоты и танков фронтом на восток и стали наступать в направлении населенных пунктов Кузьки — Бочечки, заходя в тылы нашей бригады.
Снова позвонил старший лейтенант Михайлов. Голос его дрожал и срывался.
— Товарищ полковник… Батальон ведет ожесточенный бой с мотопехотой. Немецкие танки прорвались… Они идут на вас!..
Трубка захрипела и затихла. Значит, опять оборвалась связь.
Я выглянул из щели. Прямо перед собой, на небольшом расстоянии, я увидел четыре немецких танка. Окутанные синеватым дымом, брызгая огнем пушек и пулеметов, они двигались плотным строем без сопровождения пехоты.
Мы были застигнуты врасплох. Обсуждать положение времени, конечно, не оставалось. Я бросился в блиндаж связистов. Чернышев — за мной. В маленьком блиндаже находились зав. секретным производством штаба сержант Иван Бовт и два связиста. В этом глубоком, но очень узком окопе мы едва поместились впятером. Я успел заметить, что другие офицеры рассеялись поблизости от нас по щелям.
Гитлеровцы, по-видимому, заметили, как мы укрывались в блиндаже. Один фашистский танк отделился от трех других, развернулся в нашу сторону и двинулся прямо на нас.
Затаив дыхание, мы молча смотрели, как надвигается серая, забрызганная грязью и запыленная стальная громадина. Было бы совершенно бессмысленно выбегать в эту минуту из укрытия. Оставаться здесь — тоже означало гибель. Впрочем, выбора уже не было: звякая гусеницами и надрывно хрипя мотором, танк медленно взбирался на блиндаж.
Затрещало перекрытие, посыпалась земля, дрогнула и перекосилась боковая стойка крепления. Удивительное дело — наше убежище выдержало вес танка.
Над нами возилась и хрипела стальная махина, ерзала с места на место, пытаясь раздавить блиндаж, во именно потому, что окоп для него был вырыт очень узкий, а перекрытие сделано из свежих дубовых бревен, маленькая крепость устояла!
Немцы, как видно, поняли, что трудятся напрасно. Танк дал задний ход и откатился. Я заметил, как неторопливо, — ведь мы сидели в ловушке и гитлеровцы были уверены, что нам не уйти, — двинулась башня, ствол орудия приподнялся, мелькнув черным пятном дула, потом несколько опустился, нацеливаясь прямо на вход. Теперь нельзя было медлить ни секунды. Я тронул за плечо бойца-связиста.
— Из блиндажа… марш! По одному пробираться вдоль берега Сейма в расположение батальона капитана Наумова!..
Мелькнула мысль: не последнее ли это мое распоряжение?
Боец метнулся прямо к гусеницам танка, вывернулся, ловко скользнул по откосу и замер, прижавшись к земле, потом стал отползать к щелям.
