об их бесчинствах бежала впереди, и напуганные белозерцы обратились за помощью к воеводе Яну Вышатичу, который как раз собирать дань в этих местах для князя Святослава Ярославича.
Отряд Яна насчитывал всего 12 «отроков» (младших дружинников) и одного священника («попина»). Видимо, не имея точных сведений о силах бунтовщиков, Ян отправился наводить порядок. Стоянка волхвов была обнаружена им в окрестностях города, на опушке леса. Как можно думать, важнейшие дела восставшие решали в «кругу», на общей сходке, поскольку Ян через своих отроков вступил в переговоры не с волхвами, а со всеми, кто был в лагере. Первый его вопрос был: «чьи они смерды» (то есть «подданные», «даньщики»)? Должно быть, Ян хотел убедиться, что среди пришедших издалека мятежников нет подданных новгородского князя Глеба Святославича. Те ответили, не таясь, что «Святослава». Тогда Ян потребовал выдать ему волхвов, «поскольку они смерды (подданные) моего князя».
Получив отказ, Ян вознамерился лично пойти к язычникам, чтобы добиться своего, но отроки, осведомленные о настроениях в лагере, отсоветовали ему делать это: «не ходи без оружья, осоромят тебя». Ян взял топор и велел им следовать за ним. Навстречу горстке храбрецов высыпала вся орава ослушников. Трое из них, выйдя вперед, попытались остановить Яна угрозой: «смотри, на смерть идешь, не ходи». Однако Ян был настроен решительно. Приказав отрокам убить нахалов, он зашагал дальше практически в одиночку. Разъяренная толпа бросилась на него. Первый из добежавших занес над ним топор. Ян, опытный воин (к тому времени ему должно было быть под пятьдесят лет), играючи отбил удар и обухом своего топора поверг врага наземь. Подоспевшие отроки продемонстрировали не менее виртуозное владение оружием. После короткой схватки язычники в панике бежали в лес; правда, они все же сумели убить Янева «попина».
В скором времени волхвы были пойманы и доставлены к Яну на суд. Допрос смутьянов превратился в маленький религиозный диспут. Летописец изложил его содержание, видимо, со слов Яна, но при этом заставив волхвов говорить в терминах христианского богословия, понятных читателям «Повести временных лет».
«Чего ради погубили столько человек?» — спросил Ян. Волхвы отвечали: «Потому, что те держат обилье, и, если истребим их, будет всего вдоволь. Хочешь, пред тобою вынем жито или рыбу или что иное?» — «Все вы лжете, Бог сотворил человека из земли, состоит он из костей и кровяных жил, и нет в нем ничего другого, а если и есть, то никто, кроме Бога, того не знает». — «А мы знаем, как сотворен человек», — возразили волхвы. — «Как же?» — «Мылся бог в бане, отерся ветошкой и бросил ее с небес на землю; и заспорил сатана с богом, кому из нее сотворить человека, и сотворил дьявол тело человека, а бог в него душу вложил; потому, когда человек умрет, тело его идет в землю, а душа к богу».
Подобная легенда о сотворении человека действительно существовала у нижегородской мордвы. Ее содержание таково.
У мордвы есть два главных бога — добрый Чампас и злой Шайтан (сатана). Человека вздумал сотворить не Чампас, а Шайтан. Он набрал глины, песку и земли и стал лепить тело человека, но никак не мог привести его в благообразный вид: то слепок выйдет у него свиньей, то собакой, а Шайтану хотелось сотворить человека по образу и подобию божию. Бился он, бился, наконец позвал птичку-мышь — тогда еще мыши летали — и велел ей лететь на небо, свить гнездо в полотенце Чампаса и вывести детей. Птичка-мышь так и сделала: вывела мышат в одном конце полотенца, которым Чампас обтирался в бане, и полотенце от тяжести мышат упало на землю. Шайтан обтер им свой слепок, который и получил подобие божие. Тогда Шайтан принялся вкладывать в человека живую душу, но никак не умел этого сделать и уже собирался разбить свой слепок. Тут Чампас подошел и сказал: «Убирайся ты, проклятый Шайтан, в пропасть огненную, я и без тебя сотворю человека»… Спорили, спорили, наконец порешили разделить человека: Чампас взял себе душу, а Шайтану отдал тело. Оттого, когда человек умирает, душа с образом и подобием божиим идет на небо к Чампасу, а тело, лишаясь души, теряет подобие божие, гниет и идет в землю к Шайтану. А птичку-мышь Чампас наказал за дерзость, отнял у нее крылья и приставил ей голенький хвостик и такие же лапки, как у Шайтана. С той поры мыши летать перестали.
«Поистине прельстил вас бес! — продолжал Ян. — Придется вам принять муку от меня, и по смерти на том свете».
Волхвов подвергли изощренной пытке. Ян повелел бить их и выдирать им по клочкам бороды. Это была не только «мука», но и специфическое унижение человеческого достоинства истязуемых. Вырывание бороды у свободного человека по «Русской Правде» каралось штрафом в 12 гривен — высшим уголовным штрафом после 80-гривенной таксы за убийство, — так же, как, например, членовредительство. Это указывает на то, что Ян был человек зажиточный. Одна сумма штрафа за смердью «муку» без «княжа слова» (3 гривны) уже была достаточно солидной. Скажем, недельное содержание сборщиков даней, в денежном выражении составляло несколько больше полугривны. Добавляя к 6 гривнам за «муку» 24 гривны за вырывание бороды, получаем, что Ян рисковал шестьюдесятью неделями (то есть почти годом) сытой жизни.
Наконец, Ян приказал привязать волхвов к борту ладьи, вложить им в рот металлический брус и в таком виде повез их на Волгу, где была свежа память о кровавых волховских оргиях в погостах и селах. Встав в устье Шексны, Ян санкционировал расправу по обычаю кровной мести. Опрос «повозников» — людей, которые в порядке повинности («повоза») везли Яна и его отроков в ладьях, — показал, что среди них много таких, у кого волхвы убили мать, сестру или другую родственницу. Ян обратился к ним: «Мстите за своих». Те прикончили волхвов и повесили их тела на дубе.
Приблизительно тогда же от христианства едва не отпал Новгород. Там объявился волхв, который хулил христианскую веру и похвалялся своим всемогуществом («творяся аки бог»). Он совратил множество горожан обещанием невиданного чуда: перейти Волхов, как по суше. Он также попытался натравить горожан на епископа Федора и только прибытие к месту происшествия князя Глеба с дружиной остановило расправу.
Владыка, «облекшись в ризы», вышел к народу с крестом в руке и провозгласил: «Кто верит волхву, тот пусть идет за него, а те, кто верит Богу, пускай идут ко кресту». Город «разделился надвое», но то были весьма неравные половины: «князь Глеб и дружина его встали у епископа, а
