спасибо, – в их устах это еще и высшая похвала. Спасибо вам, что заступились за смазливую дурочку, но боюсь, что зря тратили слова, они наверняка не поняли, что имели в виду [560]. А вот к «свиньям собачьим» их – это вы поторопились. Тревожно, право, как-то. Вдруг господь исполнит ваше желание? Где вы тогда окажетесь?
Как далеко это? На одном-то ботике с сотней пробоин? О себе писать, похоже, что нечего. Все можно будет в двух словах рассказать при встрече. Ну а пока: <с> к<ино>ст<удией> не сошлись в сроках, им я нужна до середины сентября и никак не меньше. Договор я позавчера не подписала, думаю, что больше меня не вызовут. А потом, как выяснилось, меня вполне устраивают путешествия из угла в угол моей квартиры. Нашлись и другие занятия: читаю, ругаюсь по телефону с родственниками, разгильдяйничаю (в мойке ржавеют ножи и вилки, бегают тараканы), а меня это вполне устраивает и даже веселит. Такого еще не бывало! Бегаю в будни на озеро. Оно, к счастью, пустынно и совсем рядом [561]. Вечерами забегала в гости к Галине, а вчера лишилась и этой возможности: проводила ее на сенокос [562]. Теперь поливаю ваши цветы, выполняю Галины порученья. Одно из них – встреча с Мишей Кицис<ом> из Киева [563]. Отдала ему книги, а потом мы долго говорили с ним, сидя на кухне за чаем [564]. Мне он понравился, по-моему, мы нашли с ним общий язык, благо нашлось очень много тем, волнующих обоих. Он очень досадовал, что не встретился с вами, передавал привет и просил сказать, что будет в сентябре звонить на предмет увидеться.
Сегодня остаюсь ночевать на вашем балконе. А завтра хочу приняться за вашу библиотеку. Не очень сильно будете бранить меня за подобное самоуправство? Я это хочу сделать по двум причинам: первая: чтобы не выносить книги из дома <и> читать у вас и вторая, чтобы не разговаривать больше по своему телефону. Но я его на день отключила. Мой дом, к сожалению, стал ненадежным пристанищем, для выяснений без числа приезжают без звонка. Но я за это дом ваш постараюсь не запускать, тараканов обещаю не разводить, цветы будут старательно политы. Договорились?
Целую вас. Очень жду. Наверное, все-таки люблю, потому что немыслимо скучаю и думаю [565].
Яна.
P. S. Совсем забыла: пока будете ехать от Арх<ангельс>ка до Москвы, придумайте, пожалуйста, серой дикой кошке (котенку) имя. Она не очень пушиста, но глазки озорные и умные.
P. P. S. Курсы «Ин-яз» прислали вам, Венедикт, два конверта. Один с приказом о зачислении, с обещанием прислать учебники в течение августа, второй – с бланком заявления в группу устной практики. Занятия с 1 сентября [566].
Вы помните?
Еще раз крепко целую.
Жду.
Флотская, 17–78 Ночь с 22.07.82/23 июля
Деревня Азаровка – Москва. Лето 1981 года
По нашей просьбе Ольга Александровна Седакова прокомментировала это письмо; к ее комментариям, обозначенным далее ОС, мы добавили лишь немногочисленные справочные дополнения. Один из комментариев О. Седаковой вырос в самостоятельный мемуар, который мы прилагаем к публикуемому письму.
Веня, здравствуй!
Бессмысленно просить тебя написать письмо, еще бессмысленнее приглашать – und na [567]. Может, ты все-таки что-нибудь такое сделаешь? Лето прелестное, земляника, правда, отходит, а было ее – как никогда. Узнай дорогу у Саши [568] или у Люси [569] и приезжай.
(Да, ты знаешь, что у Марка Гринберга скончался отец?) [570]
До деревни я была в Ленинграде в гостях у Лены Шварц [571]: начали во здравие, а кончили за упокой. Заодно досталось и Валере Котову [572], ни в чем не повинному [573]. Он тебе передавал, кстати, приветы и поклоны. Еще я в Ленинграде выяснила окончательное крушение планов издать «Цветочки», поговорив с Д. С. Лихачевым [574]. Ну, к таким-то вещам я привыкла. Может, и лучше. А то пришлось бы св. Франциска раскрашивать «борцом за народное счастье в типично проторенессансной форме». Следующий раз предложу издать в «Памятниках» Экхарда. Впрочем, у Экхарда уже та есть заслуга, что он еретик.
Кот ловит бабочек, как видишь.
Рисунок О. Седаковой (из письма)
А как ваша Мамзель?
Я читаю Расина, и мне он очень нравится. Особенно отрицательные персонажи – в конце «Дмитрия Самозванца» хорошо эта манера усвоена:
Иди, душа, во ад и буди тамо пленна
О, если бы со мной погибла вся Вселенна!
В Ленинграде я познакомилась с одной из переводчиков Расина (и Буало, и многих других) Э. Линецкой [575] – она хорошая переводчица, из лучших, по-моему [576].
К чему я все это пишу, не знаю. Надо же что-нибудь писать. Так что извини.
А это Сильвер глядит в окно.
Фрагмент письма О. Седаковой
Так он глядит часами, поэтому и считается необыкновенно умным.
Всего тебе доброго!
Привет Гале!
Оля
Приложение
Ольга Седакова. «Цветочки святого Франциска» и академик Д. С. Лихачев
В это время я была – как бы это назвать? ну пусть будет так: очарована – св. Франциском Ассизским. Я читала много францисканской литературы, и наконец мне захотелось сделать новый перевод «Цветочков» и издать его в ЛитПамятниках. Я со школьных лет не предпринимала никаких попыток опубликовать что-нибудь из своего, но вот «Цветочки» мне очень захотелось сделать доступными для нашего читателя. И вроде бы «Литературные памятники» как раз такие книги должны издавать.
Я поделилась этой мыслью с С. С. Аверинцевым и М. Л. Гаспаровым, и оба они меня поддержали, хотя заранее советовали на удачу не особенно надеяться. Аверинцев сказал: «Нужно найти человека, который бы написал вступительную статью. Но это должен быть не я и не М. Л. Кто-то „от противного“ (то есть человек марксистской выдержки). А мы на коллегии будем поддерживать издание».
Михаил Леонович даже написал за меня официальную заявку (где-то она у меня хранится).
– Вы не сможете этого изобразить, – печально заметил он.
В этой заявке М. Л. изобразил Франциска «выразителем народных чаяний в характерной проторенессансной форме». Упор был на народность умбрийского блаженного и на его близость к бедным и униженным. Это было то, что Аверинцев называл «оболом Харону», плата за вход в официальный мир.
Дальше нужно было встретиться с академиком Д. С. Лихачевым, поскольку он был председателем редакционной коллегии серии «Литературные памятники». За этим я, собственно,
