старый забытый экспонат в Каирском музее, назидательно произнёс:
— Не коммерсант — это очень плохо. Надо хотя бы чуть-чуть, но быть коммерсантом.
— Для этого ещё и ум нужен, — подвёл черту боцман, как бы солидаризируясь с поваром.
— Умный коммерсант может быстро разориться, — как формулу вывел Ахмед, — хитрый — никогда.
— Вот то-то я всё время чувствую, — зачесал боцман затылок, — что ты всех нас тут обхитрить хочешь.
— Это неправда! Моя хитрость честная, открытая. Хитрить — ещё не значит врать. А выгода в коммерции должна быть обоюдной. Вот я вам предлагаю духи. Для нас это выгодно? Да! А для вас? Тоже! Вы получаете дорогой товар по низкой цене. Мы получаем свою выгоду без головной боли, продавая на месте.
Ахмед говорил очень убедительно.
— Вам не нравится «Клеопатра»? Берите «Нефертити».
Взяв у представителя фирмы новый пузырёк, наш «честный» продавец проделал те же манипуляции.
— Нюхайте-нюхайте! Давай я капну тебе и тебе тоже…
Боцмана он обошёл стороной.
— Ну, как?! Здесь собраны ароматы дурманящего иланг-иланга, пряной орхидеи, китайского пиона, египетского жасмина.
— Маловато будет! — произнёс обиженный боцман, которого лишили «Нефертити».
— И хочу обратить внимание, — невозмутимо продолжал Ахмед, знающий дело не хуже самого служителя фабрики, — для производства только этого количества экстракта необходимы более десяти тысяч цветков жасмина и более трёхсот роз.
— Про розу ты ничего не говорил, — подловил его боцман.
— А вот сейчас и говорю.
— И что? Тоже 25 долларов? — поинтересовались мы.
— Эти духи стоят дороже, но для вас — двадцать пять. Только из уважения к вашему боцману. Есть ещё экспериментальные букеты за двадцать. Вот, например, этот: здесь присутствуют цитрусовые ноты. Нюхайте, пожалуйста. Здесь и тубероза, и сандаловое дерево, и мускус, и даже запах цибетовой кошки — гамма любви юных наложниц.
— Про наложниц понятно, — отозвался опять боцман, — а вот что за цибетовая кошка? Тибетская, наверно?
— Цибетовая! — твёрдо поправил Ахмед. — Только у неё есть специальные железы, в которых и содержится пахучая жидкость цибет — очень дорогой компонент. Если вашему боцману они покажутся очень пикантными, могу предложить что-нибудь попроще и, соответственно, подешевле. Например, вот эти мускусные духи с оттенками можжевельника и древесины ценных пород.
— Сколько?! — выпалил боцман.
— Всего 10 долларов.
— Беру! — неожиданно расщедрился наш старый просоленный моряк, обросший по уши ракушками. — Запах можжевельника родной с детства. Буду закапывать в нос от насморка. Старпом, одолжи мне 10 долларов до первой выплаты.
— Жена будет довольна вашим выбором, — подтвердил намерение клиента Ахмед.
Поддавшись на уговоры, возбуждённые крепким кофе, от которого тряслись руки и прыгало сердце, мы все взяли по флакону — кто «Нефертити», кто «Клеопатры». Мой сын решился на два флакона, особенно оценив запах экспериментальных духов с цибетом. Все были очень довольны.
График нашей экскурсии сместился, — наступило обеденное время, и вместо сувенирной мастерской мы поехали в обещанный Ахмедом ресторан. Там он тоже был своим человеком. Нам выделили стол и предложили отведать местных блюд. Для начала выставили большую глубокую чашу с салатом под названием «Порт-Саид». Для разжигания аппетита, как пояснил Ахмед.
— Это чисто мужское блюдо, — развивал тему наш сопровождающий, — в нём сельдерей, яблоки, бананы, листья салата, помидоры…
— Оксюморон, — с видом знатока заключил старпом Валера.
Мы все переглянулись в недоумении, и на наших лицах проступил знак вопроса.
— Это ты кого так обозвал? — с вызовом спросил кок.
— Салат, — пояснил старпом, — сочетание несочетаемого — мужское начало.
— А что, женщинам есть его нельзя? — с неподдельным изумлением спросил боцман.
— Вы же не хотите, чтобы у женщины, например, росла борода, — своего рода притчей вклинился в наши разборы Ахмед, — тогда ей незачем есть и мужской салат.
— Логично, — хором ответили мы и принялись за салат, обильно политый жёлтым майонезом.
После салата всем захотелось мяса.
— А к нему бы ещё и пивка, — мечтательно прошлёпал толстыми губами боцман.
— Алкогольные напитки здесь не подают, — заметил я к неудовольствию любителей пива. — В лучшем случае подадут «чай фараонов».
— Я предлагаю очень древнее блюдо, — обратился к нам Ахмед, — варили его ещё во времена строительства пирамид. Предназначалось оно в основном для рабов. Называется кошары. Бобы, фасоль, чечевицу и злаки варят в одном котле. Потом всё это смешивается с жареным луком. Очень сытно.
— Им-то хорошо было, они на свежем воздухе работали. А нам ещё в машине три часа ехать. Не выдержим. И потом мы что, рабы? Нам мяса давай. Или рыбу в крайнем случае.
— Специально для боцмана можно заказать барабульку по-александрийски, — предложил Ахмед.
— А почему не по-каирски?
— По-каирски тебе предложат в Александрии, — предположил наш кок.
— Что есть барабулька?
— Рыба.
— А мясо?
— Тогда предлагаю на всех мусаку! — с энтузиазмом «отрубил» тему Ахмед. — Это жареные баклажаны, начинённые бараньим фаршем и запечённые под толстой сырной коркой.
— Годится! — с удовлетворением махнул рукой боцман, будто дал отмашку «марш».
Тарелки с мусакой были огромные, еле помещались на столе. Блюдо отличалось пикантной остротой и умеренной жирностью.
Поэтому ярко-красный с кислинкой чай фараонов каркаде оказался очень кстати в конце нашего обеда.
— Делают его, — пояснил Ахмед, — из лепестков гибискуса, или суданской розы. С каждого по десять долларов.
— Эльчимин сказал, что обед входит в стоимость поездки, — возразил было старпом, а боцман активно подтвердил этот тезис.
— Какой Эльчимин?
— Заде!
— Ну это вы у него и спрашивайте, — с явным укором в наш адрес протянул Ахмед.
— Та же история с верблюдами, — толкнул я в бок сына.
Деваться было некуда. Боцман опять взял в долг десять долларов, и мы все расплатились за «шаровый» обед. Но жить всё равно стало веселей.
Ахмед быстро усадил нас в поджидавший недалеко пикап-автобус, и мы понеслись по улицам Каира теперь уже в мастерскую сувениров. Наш гид и там оказался своим человеком. Он стал показывать изделия местных промыслов: различные женские украшения, медные чайники, подносы, ажурные лампы, кофейные мельницы, джезвы и многое другое. Поскольку большого энтузиазма эти вещи у нас не вызвали, Ахмед стал нахваливать изделия из кожи: всевозможные восточные пуфики, очень прочные сумки из верблюда, красивые витые плётки. Одну из плёток он снял с полки и, как дрессировщик в цирке, протянув её по полу и резким движением хлёстко щёлкнул тонким концом.
— Пять долларов, — произнёс он вслед щелчку.
— Это для садомазохистов, — решительно прокомментировал боцман.
— Скорее — для жены, — пошутил кок.
— Ну да, — добавил наш матрос-рулевой, — сначала её духами подушить, а потом плёткой огреть.
Почувствовав, что все эти предметы не вызывают никакого воодушевления, Ахмед подвёл нас к стене с развешенными на ней папирусами, на которых красовались
