4.05.43.
Крымская наша! После месяца упорных боев противник вынужден был отойти. Но и у нас положение не очень.
Над нашим левым флангом нависает угроза удара. Тогда мы можем оказаться отрезанными. Нужно сильнее выжимать немцев из гор. Тогда Новороссийск будет под угрозой нашего удара с фланга.
Впервые мне пришлось побывать в населенном пункте непосредственно после его освобождения. Много увидел и услышал такого, от чего болью и ненавистью наполнилось сердце и крепче сжимались кулаки.
7.05.43.
Сегодня получил неожиданную открытку — от школьной подруги Сони. Из далеких Брянских лесов. Она в партизанском отряде, медсестрой. Открытка дошла быстро, но вообще-то, письма туда идут не так скоро. Ответил ей тотчас. Хотелось бы получить от нее большое и подробное письмо.
Из далеких Брянских лесов
Мне сегодня пришло письмо.
Пусть всего в нем несколько слов,
Но как дорого мне оно!
В нем смолистый запах сосны,
Старой дружбы теплый привет,
И как будто забытые сны,
Не затронутые войной,
После долгих тревожных лет
Снова всплыли передо мной.
Ужасно хочется домой, хоть бы проездом побывать в родной Москве. Неужели моя фортуна совсем про меня забыла. Доколе я буду торчать здесь, в краях кавказских…
10.05.43.
Фрицева авиация опять активничает. Вчера мы все чуть не накрылись. Бомба попала в соседний дом, в метрах трех от нашей хибары. А мы все сидели в комнате, даже выбежать не успели, впрочем, выбегать-то некуда. Никаких бомбоубежищ или просто щелей здесь нет.
Несколько дней не могу получить зарплату, чтобы послать домой. Теперь я вроде здесь уже числюсь по штату, а не в полку. Но пока все это очень туманно.
11.05.43.
Последние дни читал Достоевского, его публицистику. Много замечательных статей, особенно о народности в литературе. Да и вообще о многом хотелось бы с кем-нибудь поговорить. Верней, не с кем-нибудь, а с одним человеком — с Нинкой. Вспоминаются все наши споры, иногда настолько горячие и бурные, что дело доходило до ссор. С ней было интересно говорить, даже спорить. Глубокий и серьезный ум и, главное, твердые и непоколебимые убеждения, не всегда совпадавшие с моими. Но все плохое и несправедливое всегда волновало и мучило ее. Обмана, лжи она никому, даже самому любимому человеку, не могла простить.
Много причинила она мне горя и боли. Быть может, суровая действительность, с которой ей пришлось столкнуться: война и все те явления, которые порождены этой войной, смогли сломать ее душу, смогли испортить ее, подчинить своему влиянию, но я как-то не верю в это. У нее слишком сильная воля и чистые убеждения. Она могла разлюбить, забыть меня, изменить всему, что между нами было, — все это было бы понятно и даже, пожалуй, неизбежно. Но если она изменила самой себе, если утратила веру в добро, то тогда она умерла для меня. Если бы я получил от нее хотя бы пару строк, то мог бы понять, та ли это Нина, которую я любил и чей светлый облик до сих пор храню в своей душе как самую большую драгоценность, или… она превратилась в то, что может вызвать только презрение. Тогда мне было бы легче забыть ее…
12.05.43.
Сегодня я узнал одну страшную, тяжелую историю.
Семья известного врача — мать, отец и трое детей. Осенью прошлого года они не успели уехать из Крымской до прихода немцев. И вот стали жертвой трагедии. Всю зиму родители прятали своих детей от немцев, через знакомых врачей достали справки, что в доме больны туберкулезом. Немцы из комендатуры прикрепили к дверям табличку: «Посещение запрещено. Туберкулез». Несколько раз заявлялись пьяные казаки, представители местных властей, искали старшую двадцатилетнюю дочь. Их не пугал туберкулез. Девушку прятали под полом, в шкафу, под кроватью. Измученная преследователями, она хотела искалечить себя, чтобы избавиться от опасности быть угнанной в Германию. Она ошпарила кипятком себе руки, чтобы стать неработоспособной. Как ждала эта семья нашего прихода! Но за день до освобождения станицы девушка погибла при нашей бомбежке. Бомба, которая несла освобождение, принесла ей смерть. После освобождения станицы, уже во время немецкой бомбежки, был убит отец этой девушки, доктор. Сына мобилизуют сейчас в армию. А несчастная мать после таких невыносимых страданий потеряла рассудок. Что будет с оставшимся младшим сыном, никому неизвестно.
Получил письмо от Артура. Пишет так, будто ничего не произошло, будто молчал он не полтора года, а полтора дня. Полтора года моя судьба была ему абсолютно безразлична, а тут вдруг он решил, что это было просто-напросто «свинство», и надо это свинство прекратить. Вот тебе и тринадцать лет дружбы! Неужели он мог забыть все это…
16.05.43.
Сегодня мой день рождения: 22 года. Черт побери, уже 22. Так скоро и молодость пройдет, не заметишь.
Думал, что получу сегодня десяток писем, а пришло только одно. Вчера ездил в штаб армии, по дороге попал в паскудную бомбежку. Едва убежал.
Эх, как бы хотелось уехать куда-нибудь отсюда, хоть куда угодно. Надоело здесь до чертиков. Но, видно, на этом фронте мы будем копаться еще долго. Фриц засел здесь крепко и даже сумел кое-что вернуть себе обратно. Придется нам, по-видимому, переходить к обороне, если только не произойдет здесь каких-то событий.
22.05.43.
Сейчас нахожусь в Крымской. Со мной рация и трое ребят. Мы должны подслушивать радиопереговоры фрицев, узнать об их планах. Но пока что ни хрена не слышно.
Вчера был у наших разведчиков, справил свой день рождения. Ребята достали спирта, да и закуска была неплохая. В общем, хоть и с опозданием, но отметил.
В эфире тоже идет война. Все смешалось в один дикий визг. Вот работает английская радиостанция на немецком языке. Немцы старательно глушат ее бешеной игрой на скрипке. Скрипка играет всего несколько нот, бесконечно повторяющихся с нудным однообразием. Тявкает где-то рядом с Москвой украинская «независимая» станция. Для подчеркивания своей «независимости» передача ведется на двух языках — украинском и немецком. Работают наши радиостанции для Болгарии, Сербии, Польши. В какой-то стране круглосуточно играет джаз. На определенной волне в любое время суток можно слушать этот неутомимый джаз. Да, интересно сейчас путешествовать по эфиру.
23.05.43.
Сегодня нас опять «крестили». До чего же отвратительно визжат эти бомбы. К вечеру получил санкцию смотать свои провода и антенны и убраться к себе в отдел. По дороге зашел к разведчикам, хорошо пообедал, немного выпил, а главное, достал трофеев: толстую общую тетрадь, карандаш и географический атлас. Вечером, когда пришел в свой блиндаж, явился к нам один казак из Краснодара, привез водки, яиц. Водку я пить не мог, сильно воняла бураками, яйца — дело другое, яичница хороша в любое время года.
