Следующей ночью мы, ведя разведку, заметили, что в Старую Руссу прибыл воинский эшелон. Зайчик доложил об этом на КП. После непродолжительной паузы артиллеристы сообщили нам о своей готовности. Мы решили как можно точнее скорректировать эту стрельбу. Первые два снаряда разорвались недалеко от станции, где стоял эшелон.
— Перелет! — сообщил на КП Зайчик. — Ближе ноль-ноль восемь, огонь!
Снаряды стали рваться рядом с эшелоном. Тогда по команде Зайцева в стрельбу включилась вся артдивизия. Эшелон был разбит.
Выполнив поставленную перед нами задачу, мы возвратились домой.
…Неожиданно меня вызвали к телефону. Командир нашего авиаполка приказал нам срочно прибыть на аэродром, в Толокнянец. «Что они там наметили? — подумал я. — Опять какая-нибудь экстренная работа».
Мы вылетели втроем. Женя Дворецкий и Зайчик разместились во второй кабине. Вскоре показался Толокнянец. Сели, вылезли из машины и молча пошли на командный пункт. Там нас встретили друзья, с которыми мы уже давно не виделись. Не успели поздороваться со всеми, как прибежал запыхавшийся посыльный:
— Срочно к командиру полка! Воеводин и его заместитель по политической части Василий Семенович Сувид жили вместе.
— Входите, герои, входите! — весело воскликнул командир полка, едва мы появились на пороге. Я вытянулся и доложил:
— Товарищ полковник, ваше задание…
— Хватит, все ясно! — прервал меня Воеводин. — Молодцы, ребята! Садитесь к столу. Позавтракаем вместе. Я вам кое-что расскажу…
— Раздевайтесь, садитесь, — вторил ему замполит. В некотором недоумении мы разделись и сели за стол. Чувствовали себя скованно: не часто нам с Зайчиком приходилось завтракать вместе с командиром и замполитом. Заметив наше смущение, Сувид встал, собираясь сообщить нам что-то важное, но Воеводин остановил его:
— Погоди, Василий Семенович. О таких вещах положено говорить командиру… Дело вот в чем, ребята. Вчера у нас были представители штаба артиллерии армии. Они очень довольны вами. За успешную работу оба вы награждены орденами Отечественной войны второй степени. Поздравляю!
Мы встали и почти в один голос отчеканили:
— Служу Советскому Союзу!
— Гордитесь, друзья! — добавил подполковник Сувид. — Авиаторов не часто награждают командиры наземных соединений.
— Награды вам вручат сегодня, — сказал Воеводин. — В двенадцать часов будьте у командующего артиллерией одиннадцатой армии.
…Часов в десять утра мы двинулись в путь. Артиллерийский штаб находился в четырех километрах от Толокнянца. День был солнечный. Кое-где уже блестели весенние лужицы. Мы шли не спеша около железной дороги.
— Леша! — сказал я Зайцеву. — Недалеко отсюда, за станцией Пола, мы с Шурой Самсоновым потерпели аварию. Помнишь?.. Горько было тогда идти по этой дороге. Сегодня мы с тобой идем радостные, как на праздник.
— Да у нас и в самом деле нынче превеликий праздник! — весело отозвался Зайчик, хлопнув меня по плечу.
Мы оба рассмеялись.
Командующий артиллерией генерал Рыжков, начальник штаба полковник Ганже, майор Мельников, начальник отдела кадров майор Бойко — все они от души поздравили нас. Мне был вручен орден Отечественной войны второй степени номер восемьсот тридцать, а Зайцеву — номер восемьсот семьдесят. Обращаясь к нам, майор Бойко сказал:
— Вам вручили награды из первой тысячи. Положение об этом ордене объявлено всего несколько дней тому назад. Поздравляю вас!
19 января 1943 года заместитель командующего Военно-воздушными силами Красной Армии генерал-лейтенант Кондратюк издал директиву об использовании самолета У-2 днем в сложных метеоусловиях. В этом документе обобщался боевой опыт летчиков 6-й воздушной армии, куда входил наш полк. Значит, и мы с Зайцевым добыли крупицы этого мастерства. В директиве отмечалось, что «использование самолета У-2 как корректировщика значительно повысило эффективность артиллерийского огня, особенно по закрытым целям».
Так приходила к нам боевая солдатская слава. Вернее, мы сами шли к ней трудной дорогой. Никто из нас, правда, о ней не думал. Мы воевали, трудились и мечтали лишь об одном — о нашей победе.
Как ни хорошо жилось нам у артиллеристов, нас все-таки не оставляло желание побывать «дома». Хотелось доложить о проделанной работе, встретиться с друзьями, а заодно решить кое-какие хозяйственные вопросы.
В начале января 1943 года меня и Зайчика отпустили на «побывку». Наш полк к этому времени снова перебазировался на аэродром в Толокнянец. Когда-то в этой деревне насчитывалось более пятидесяти домов, теперь осталось всего пять. Все они, а также землянки в овраге были заняты штабом тыла 11-й армии. А 707-му полку отвели покосившуюся старенькую баньку. Там разместились метеостанция, узел связи и радиостанция.
Копать землянки было невозможно. Снимешь землю на глубину штыка лопаты — и сразу появляется вода. А овраг оказался перенаселенным.
Оставалось одно — разбить большую палатку и разместить в ней всех летчиков и техников полка. Так и сделали. В палатке поставили печку-«буржуйку», которая, правда, давала больше дыма, чем тепла. Постель смастерили из сосновых веток, накрыв их брезентом. Вместе со всеми размещались и командование, и штаб полка.
Коротки зимой дни, зато бесконечно длинны и холодны ночи. Две недели прошло, как, покинув благоустроенные землянки в Соменке, личный состав полка жил в палатке, которая одновременно была и столовой, и штабом полка, и кладовой технического имущества.
За ночь каждый летчик делал по десять — двенадцать вылетов. Командир БАО неоднократно жаловался в штабы дивизии и армии, что не может «напастись» на 707-й полк авиационных бомб. Батальону аэродромного обслуживания действительно приходилось очень туго. В условиях зимнего бездорожья было трудно подвозить горючее, боеприпасы и продовольствие.
Можно было «посочувствовать» и фрицам, на головы которых непрерывно, от темна до рассвета, сыпался град разнокалиберных бомб. Мы не давали им покоя. Через каждые десять — пятнадцать минут над вражеской обороной появлялись наши У-2. То тут, то там горизонт озарялся яркими снопами огня, и гулкое эхо взрывов катилось по приильменским лесам.
Нет, не зря наши солдаты прозвали этот с виду мирный самолет «старшиной фронта». Он действительно с наступлением темноты наводил «порядок» в фашистском лагере. Стоит появиться ему в воздухе — и фрицы не решаются уже не только разводить костры, но и стрелять из пушек и минометов.
…Доложив Воеводину и Сувиду о проделанной работе, мы разрешили кое-какие хозяйственные вопросы и возвратились к артиллеристам. А в середине января снова побывали в родном полку. На этот раз задержались здесь подольше: самолету требовался профилактический ремонт.
