— Деньги мне самому нужны, но тут уж ничего не поделаешь: берите тысячу рублей, рассчитаемся на том свете угольками. А впрочем, для людоедов вы незавидная приманка… Может быть, еще встретимся.
— Я не нуждаюсь в благотворительности, — сухо отвечает Маклай. — Возьмите вексель: получите по нему или у князя Мещерского, или у моей матери.
— Характер… — задумчиво произносит Павел Николаевич. — Я собираюсь в Сант-Яго. Если не возражаете, то поедем вместе…
И они отправились в Сант-Яго, а затем к знаменитой горе Аконкагуа.
В Этнологическом музее в Сант-Яго Миклухо-Маклай увидел деревянные таблицы, испещренные загадочными значками. Это было «говорящее дерево», или «кохау ронго-ронго», с острова Рапа-Нуи. Копии с деревянных таблиц Маклай видел и раньше в Берлине у Бастиана, а затем в Лондоне. Показывая таблицы, Гексли уверял Маклая в том, что они служат туземцам как штемпель при изготовлении узорчатых тканей. Теперь, изучив оригиналы, Маклай пришел к выводу: ряды значков на дереве есть не что иное, как письмена неведомого народа.
Тайна письменности острова Рапа-Нуи, или Пасхи, надолго (если не навсегда) останется нерешенной в науке. Она будет волновать многих исследователей, по этому вопросу вырастет целая литература. Маклай привезет в Россию «говорящие» таблицы. Много лет спустя таблицами заинтересуется ленинградский школьник Борис Кудрявцев. Юный ученый сделает важнейший шаг к решению этой проблемы, и лишь ранняя смерть помешает ему довести работу до конца.
Рапа-Нуи влек к себе Миклухо-Маклая, но так как в июне, изобилующем штормами и тайфунами, небезопасно было делать здесь стоянку, Назимов решил не высаживаться на остров, а идти дальше. Поднялись из океана гигантские каменные изваяния, расставленные по склонам вулкана Рано-Рараку, и растаяли в голубом тумане.
Многострадальный остров Пасхи… Некогда он был процветающим и многолюдным. Но частые набеги американских работорговцев, завезенные болезни — оспа, туберкулез — сделали свое дело: теперь здесь осталось не более двухсот тридцати жителей.
Все дальше и дальше уходил в тропическую лазурь трехмачтовый винтовой корвет «Витязь». Остров Питкэрн, населенный потомками английских матросов с мятежного корабля «Баунти», острова Мангарева, Таити…
Пока офицеры «Витязя» веселились в кругу пышнотелых таитянок и распевали «Волгу-матушку», ученый бродил по Папеэте в поисках помощников. Но никто из таитян не изъявлял желания, даже за большую плату, отправиться к папуасам, о которых ходили самые дикие легенды.
На Таити некогда останавливался Джемс Кук. За Куком пришли английские и французские миссионеры. Французы захватили Таити. Колонизаторы принесли с собой болезни. Неслыханное бедствие обрушилось на райский остров. Сейчас народ находился на грани вымирания. Болью отзывались в сердце Миклухо-Маклая грустные слова таитянской песни:
Пальма будет расти,
Коралл будет ветвиться,
Но человека больше не будет…
Помощников удалось нанять на острове Уполу архипелага Самоа. Слуг рекомендовал германский консул Вебер. Один из них, швед Ульсон, был типичным «ому» — морским бродягой, кочующим с острова на остров. Некогда он служил матросом китобойного судна, затем очутился на Уполу, а теперь мечтал скопить немного денег, чтобы вернуться на родину. Другой — молодой полинезиец с острова Ниуе — носил странное имя — Бой. Не желая утруждать себя запоминанием труднопроизносимого полинезийского имени, европейцы называли юношу просто боем, то есть мальчиком для услуг. Полинезиец привык к новому «имени» и откликался на него. Легкомысленный Ульсон и успевший привязаться к русскому ученому Бой охотно заключили контракт, согласно которому они обязывались повсюду следовать за Миклухо-Маклаем и быть готовыми к любым испытаниям и даже к смерти.
Лихорадка, полученная Маклаем еще в Чили и мучившая его всю дорогу от самого Вальпараисо, изнурила ученого до такой степени, что он подчас не мог даже сойти на берег.
— Я советую вам отложить путешествие и плыть с нами в Японию, — уговаривал Назимов. — Это же безумие! Начать отшельническую жизнь на диком побережье в таком состоянии равносильно самоубийству… Опомнитесь, господин Маклай, и я сейчас же возьму курс на Нагасаки.
— Мое состояние не должно вас беспокоить. Выполняйте приказ своего начальства. Только на Новую Гвинею!..
— Мальчишка, упрямец… — ворчал командир корвета, отойдя на почтительное расстояние от ученого. Назимов долго бушевал в своей каюте. И все-таки он не мог побороть чувства невольного уважения к этому молодому человеку, истерзанному лихорадкой, который ради науки шел на верную смерть. Он также отметил, что и весь экипаж, офицеры и матросы прониклись любовью и почтительностью к натуралисту. И старший офицер Новосильский, и лейтенант Ракович, и гардемарин Верениус подолгу засиживались в каюте естествоиспытателя. А лейтенант Перелешин, романтичный, как все лейтенанты, смотрел на Маклая восхищенными глазами.
Посетив острова Ротума и Новая Ирландия, «Витязь» направился к северо-восточному берегу Новой Гвинеи.
На 316-й день после отплытия корвета из Кронштадта, 19 сентября 1871 года, в десять часов утра показался покрытый облаками высокий берег Новой Гвинеи.
Новая Гвинея. Что знал о ней Миклухо-Маклай?…
Несмотря на то, что Новая Гвинея была открыта уже более трехсот лет назад, только некоторые из ее берегов посещались мореплавателями. Истинные размеры острова никому не были известны, а страна в целом оставалась совершенно неисследованной. Тропический, влажный, лихорадочный климат, многочисленные рифы, легенды о свирепости туземцев (говорили, например, что они убивают и съедают каждого, кто высадится на их берегу) лучше всего охраняли остров от вторжения белых колонизаторов. Номинально Новая Гвинея принадлежала Голландии и Англии. На самом же деле внутри страны не бывал еще ни один европеец. Бухта Астролябии, куда направлялся «Витязь», была открыта в 1827 году Дюмон-Дюрвилем. Но французский мореплаватель не заходил в бухту, не высаживался здесь.
Английский мореплаватель Джюкс уверял, что рассказы о Новой Гвинее «подобны волшебным страницам из арабских сказок, таящих чудеса, которые в них сокрыты». Натуралист Уоллес указывал, что ни одна страна земного шара не имеет таких своеобразных новых и красивых произведений природы, как Новая Гвинея, а также что она является самой большой terra incognita, которую остается исследовать естествоиспытателям…
Миклухо-Маклай стоял на палубе, скрестив руки на груди. Он пристально вглядывался в еще неясные очертания земли, где ему предстояло начать свой беспримерный научный подвиг. Внешне ученый был спокоен, но сердце его гулко билось.
