Наставница любви
Есть места, где нет человеческого жилья, но Сам Бог смотрит за природой, где живут в своих норах лесные звери, где крестьянин пробирается по тропам, сидя на осле или муле и тихо мурлыча под нос песню о своих тревогах; места, где можно было наслаждаться тенистой листвой деревьев и щебетаньем птиц. И когда в таких местах прокладываются автомобильные дороги, то плачет и рыдает человек, любящий свою мать – землю. Нашим отцам было жалко даже пыль, по которой они ходили, а мы безжалостно выравниваем бульдозерами те места, в которых, подобно стогам, Бог насыпал землю и образовал холмы и горы. Когда я вижу на Святой Горе проложенные для нашего удобства широкие дороги, то у меня возникает ощущение, будто мы изувечили хребет старца Афона. Это бывает при каждом прокладывании новой дороги: сначала мы намечаем её просекой, при этом срубаются даже самые старые деревья. В старину деревья валили топором, а при таком способе вырубки больно было и дереву, и дровосеку. Топор поднимался и опускался с большим сочувствием. А сегодня жестокая бензопила как будто ведёт химическую войну с лесным царством: ты видишь, как высокие дубы подкашиваются, словно тростинки, а шум машин не даёт нам услышать стоны природы.
Во время одного такого прокладывания дороги у нас на пути оказался старый платан. Игумен сказал:
– Ребята, а нельзя ли его обогнуть? Посмотрите: хоть он и старый, но всё ещё цветущий.
– Никак нельзя, – сказали лесорубы.
Просьбу игумена не уважили, сочтя её проявлением сентиментальности. Бензопила начала пилить огромный ствол платана. Когда она дошла до середины, то из дерева послышался крик боли какого-то небольшого животного. Вскоре, подобно трупу, платан с грохотом повалился на землю, и тут всем явилась сцена любви к детям и самопожертвования до смерти маленького лесного зверька. Он устроил себе норку в дупле только что спиленного дерева. Несмотря на шум злодейской машины, он не убежал, спасая свою жизнь, но уселся над своими детёнышами подобно орлу, чтобы защищать и охранять их, совершенно беззащитных перед зубьями пилы. Несчастная мать оказалась смертельно раненой в живот и вместо прощального поцелуя окропила детей своей кровью.
Самопожертвование маленького животного всех нас глубоко тронуло, но наши попытки помочь ему ни к чему не привели. Эта мать была лесной мышью.
Отец, проклявший самого себя
Среди островов Эгейского моря есть один, на котором и сегодня сохраняется православная вера и христианский образ жизни, несмотря на то, что живут там люди разных национальностей, а островная община состоит из православных и католиков. Впрочем, они отличаются друг от друга только двумя словами в Символе веры[97], в остальном же, как и у прочих жителей этих островов, у них есть что-то от греков, а что-то от итальянцев[98]. Среди этого пёстрого народа был один отец, получивший духовное воспитание у монахов монастыря Лонговарда, как прежних, так и нынешних. (Монахи, приходя в дом его родителей по делам монастыря, волей-неволей всевали в его душу семена благочестия.) Этот отец был певчим в приходском храме Воскресения Христова, и, слава Богу, сегодня это место занимает его сын.
Этот сын, закончив юридический факультет, начал адвокатскую практику. В первое Рождество за время своей практики он решил развлечься с друзьями. Развлечения отняли у них всю ночь, и поэтому рождественскую литургию они проспали. Его отец, вернувшись из церкви, нашёл своего образованного сына лежащим на полу без чувств и предавшимся тяжёлому сну беспутного человека. У этого благословенного отца вырвался стон: «Как я понял, сынок, ты предпочёл церкви дом погибели. Я очень сожалею, что оказался плохим отцом и учителем. Молю Бога, чтобы через год меня не было в живых, чтобы мне ещё раз не увидеть чего-либо подобного».
И действительно, в тот же год он умер, хотя у него не было никаких серьёзных болезней: Бог взял его с земли, чтобы сын его начал жить для неба. Его отец, хотя и был певчим, ходил на исповедь в монастырь Лонговарда. (Отец Игнатий Колиопулос после сорока лет духовничества в одном из центральных храмов Афин признавался: «У меня на исповеди бывали люди всех профессий, за исключением певчих».)
Вечная память Иоанну и Ариадне, которые, прокляв себя, поменяли эту жизнь на вечную, чтобы их образованный сын вернулся на путь истины и света.
Как было бы прекрасно, если бы и ныне были такие отцы, которые, как живые будильники, пробуждали бы своих детей хотя бы для еженедельного посещения церкви!
Мыло монаха и мыло пастуха
Когда в нашем монастыре во время капитального ремонта одного старого корпуса монахам пришлось перебираться в другой, то я, бедный игумен, спросил одного из них:
– Сынок, ты всё вынес из кельи? Все вещи взял? Сейчас будут сносить стены; рабочие с кувалдами и тёслами уже ждут в монастырских воротах. Пойдём, посмотрим вместе, может быть, кто-то из братии оставил там что-нибудь, что может ещё пригодиться.
И в самом деле, в каждой келье нашлось что-то, что не должно было пропасть. В келье этого монаха в старом шкафу нашлись вешалки для одежды и кусок мыла.
– Почему ты его оставил?
– Оно лежит здесь уже шесть лет, на что оно годится?
Когда я наклонился, чтобы поднять его, то вспомнил о том, какое мыло было у одного пастуха.
Однажды один монах нашего монастыря, расположенного на мысе острова, решил, что пора зарезать строптивую козу, от которой больше не было никакого проку. Мы попросили помочь нам в этом пастуха Яниса, которого местные жители прозвали чёртом за то, что тот по вечерам и по утрам громко кричал на горных хребтах острова, собирая в стадо разбежавшихся животных. Когда он зарезал несчастную козу, то позвал меня, чтобы отдать её. Я предложил ему денег, но он вежливо отказался.
– Я ведь тоже живу рядом с вами в пустыне. Между нами только в том и разница, что вы живете на берегу, а я – в горах этого безводного места.
Я отвёл его к крану с водой, чтобы он вымыл руки, запачканные кровью. Я принёс ему и мыло, но он его не взял.
– Мыло, Манолис? Это слишком большая роскошь для бедного пастуха.
Он наклонился, взял немного песка и стал тереть им руки, чтобы очистить их от крови. Мне стало стыдно за себя, и я умолк.
Я не призываю к тому, чтобы нынешние монахи пользовались мылом этого пастуха, но, по крайней мере, мы должны покупать мыло самое простое и дешёвое, без добавок, выдуманных современной цивилизацией, которые придают волосам блеск, а лицу – нежность и свежесть, как у еврейских девушек[99].
