Когда мы наконец находим школу, оказывается, что тренировка уже началась. Мамы дружелюбно чирикают в коридоре, пока их дети колошматят друг друга в зале. Сэнсэй телосложением похож на пожарный кран, у него круглый лысый череп и пузо, как у снеговика. Он таскает с собой пластиковую бейсбольную биту и не ленится применить ее по назначению, когда кто-то из учеников не оправдывает его ожиданий.
Шагнув на мат, я сразу понимаю, что пропала. Ученики покрупнее сильные, как быки, а те, что поменьше, шныряют, точно колибри. И все как гуттаперчевые, независимо от размера.
Объявляют рандори – 4-минутные бои один на один. Мне предстоит сразиться с 20-летним парнем: тонкий, как кнут, вертлявый, как хорек, и со стальным сосредоточением во взгляде. Все мой мысли о рецептах японской кухни, больных помидорах и спряжении глаголов испаряются в тот самый момент, когда он хватает меня за форму. Рандори – бой беспощадный. Если лишь на секунду ум начнет блуждать, придется потом соскребать себя с земли.
Он делает обманное движение, поворачивается и с кошачьей меткостью бросается ко мне. Я падаю оземь. Мат жесткий, как асфальтовая площадка.
Проходит 2 часа. За это время мне удается повалить лишь одну ученицу – 15-летнюю девочку. Мышцы болят, но тело стало мягким и гибким и уже примирилось с ударами о каменный пол От счастья кружится голова – разве может такое же чувство возникнуть при взгляде на идеально приготовленное блюдо или отполированное серебро? Ведь как-никак именно дзюдо привело меня в Японию.
В конце тренировки все мое недовольство испаряется, как утренняя роса. По дороге домой мы с Гэндзи заходим в дешевый ресторан и берем на двоих тарелку тушеного кальмара и маринованной капусты Мы обсуждаем смену руководства в фирме «Renault», и мне вдруг начинает казаться, что в конце концов все будет хорошо.
Меня будят теплые лучи и невыносимая боль. Не могу поднять голову с подушки. Икры и бедра превратились в горячий камень. Локти саднит. Плечи жжет. Огромные кровоподтеки (по одному над каждой бедренной косточкой) расползаются книзу фиолетовой паутиной. И с чего я взяла, что мой 35-летний организм справится с тренировкой, рассчитанной на 22-летних? Очень осторожно переворачиваюсь на бок и выползаю из кровати, медленно передвигаясь по стеночке.
Сворачивание футона превращается в пытку. Ноги пронзает судорога. В голове пульсирующая боль. Я принимаю ванну, но ничего не помогает.
После обеда приезжает Юкико, бросает чемоданы и немедленно исчезает на кухне. Спустя 2 часа стол накрыт, как для настоящего пиршества. Как ни странно, меня приглашают на ужин. 6 таблеток аспирина – и я ковыляю по лестнице.
Юкико вроде повеселела и выглядит довольной. По сравнению с той Юкико, что села в самолет всего 8 дней назад, – совсем другой человек Она рассказывает, что новенького в Нидерландах, потешается над нашими неуклюжими попытками поддерживать порядок в доме. Неужели я ошиблась на ее счет?
Но утром я выхожу в сад и вижу, что мои баклажаны вырваны с корнями и бесцеремонно свалены в кучу у стены. Весь садик точно выскребли гигантской щеткой. Оранжевые кирпичики, что я так старательно оттирала, запачканы грязью, завалены жухлыми листьями. Позабыв о боли и ноющих мышцах, бегу на второй этаж, перепрыгивая через 3 ступеньки.
«Сегодня приходил садовник», – с каменным лицом заявляет Юкико.
«У вас есть садовник?»
Она невозмутимо кивает. «Он приходит четыре раза в год».
Я выхожу в сад и оцениваю ущерб. Может, он и вправду принял морковь за сорняк? Но ведь исчез и помидорный куст, а редиска покоится под грудой гнилых листьев. Я сажусь на порог и пытаюсь понять, что сделала неправильно. Мне всего лишь хотелось помочь, сделать Танака что-то вроде памятного подарка и стать одной из домашних. Но этот сад принадлежит Юкико. Я должна была молча его поливать, восхищаться тем, что было, и оставить все как есть.
Что бы мне посоветовали в газете? Признать, что во всем виновата я сама и мне очень стыдно. Я иду к Юкико, рассыпаюсь в пространных извинениях и затем спрашиваю: «Что вы посадите вместо редиски и ноготков?»
«Я подожду твою мать».
Я улыбаюсь: она, наверное, хочет посоветоваться с мамой… хотя… минуточку. «Зачем?».
«Хочу, чтобы она увидела».
Мне на голову точно вылили ведро ледяной воды! «Увидела, что я неудачница?».
Юкико смеется и хлопает меня по плечу. И я впервые вижу всю глубину ее ненависти ко мне.
До маминого приезда всего несколько дней. Меня вызывает Гэндзи, чтобы окончательно утвердить планы и забронировать отели.
«Какие храмы вы планируете осмотреть в Киото?» – спрашивает он
«Смотря сколько у нас останется времени».
«Ты уже забронировала номер?».
«Мы не уверены, когда именно приедем в Киото…»
«Что, если все номера будут заняты?»
«У нас есть палатки».
Молчание.
Так рушится наша дружба.
Ее лицо мелькает в толпе пассажиров, и на секунду весь мир исчезает: остается лишь это милое, дорогое лицо. Улыбчивое, с морщинками и складочками, такое, каким я его представляла все эти 3 месяца, каждый день. Я бегу к ней, я впитываю каждую секунду: вот она прижимается ко мне щекой, обнимает меня… Приветствие затягивается неприлично долго – и вот я нехотя отпускаю маму, и мы идем знакомиться с сияющим Гэндзи.
В машине выпытываю новости из дома: для меня каждая мелочь представляет ценность, сравнимую с ценностью драгоценного камня. Запоминаю всё: что, как не эти воспоминания, будет греть меня в предутренние часы, когда в груди саднит от одиночества? Много ли белок в этом году? Как растут наши азалии? Хорошо ли продается мамина посуда? Я вдруг вижу, что после 18-часового перелета мама едва держится на ногах. И меня наполняет ужас. Юкико готовила весь день – стол ломится от десятков блюд, а грозит обернуться многочасовым марафоном.
Когда мамины сумки наконец доставлены в квартиру, я принимаю решение.
«Давай я скажу, что ты устала и не будешь ужинать», – прошу я маму. Я понимаю, что Танака будут очень недовольны: даже когда из Нидерландов приехала мама Юкико, которой 88 лет, ей пришлось отсидеть весь ужин до конца. Но глядя на темные круги у мамы под глазами, я готова пойти им наперекор, чего раньше не замечалось
Но мама качает головой. «Ничего. Я справлюсь», – тихо говорит она и медленно преодолевает ступеньки.
Она привезла подарки: домашний хлеб и красивую посуду, сделанную в студии своими руками. Увидев хлеб, Юкико тут же растаяла. И вот они с мамой заводят разговор о сахаре, тесте и преимуществах закваски в сравнении с обычными дрожжами. Не проходит и минуты, как маме удается наладить теплые отношения с женщиной, с которой я не могу нормально общаться и по прошествии месяцев.