Избиратель становился голодным и озлобленным. И «кандидаты от власти» (нюансы их отношений никто не различал) Кебич и Шушкевич в массовом сознании несли ответственность за все происшедшее со страной. А Позняк многим вообще казался злым демоном, подтолкнувшим страну к экономическому краху.
Никто не пытался рационально осмыслить, что же на самом деле происходит, в чем причины развала, и сказать об этом вслух. Разум молчал — говорило чувство ненависти к власти, чувство протеста. Избиратель ждал защитника, способного «наказать» и «навести порядок».
И тут народу является Лукашенко — с его понятной риторикой, с уверенным знанием, кто виноват, с обещаниями восстановить справедливость.
Сам Лукашенко, кстати, эту свою роль хорошо понимал и чувствовал ее очень точно. И любая наша попытка хоть как-то усложнить его предвыборный образ встречалась им в штыки. Помню, как его пригласили выступить в Академии наук. Мы с Сергеем Чалым за три ночи подготовили нашему кандидату доклад на тему «Гражданское согласие как необходимое условие проведения экономических и политических реформ». Лукашенко прочитал, улыбнулся, поблагодарил — но на семинаре нашими листками не пользовался, а говорил все о том же: кто виноват, кого нужно наказать, как следует восстановить Союз… И академики во главе с бывшим президентом Академии Николаем Борисевичем — рукоплескали! Им было достаточно. Они узнали своего любимца, своего «Микулу Селяниновича» — и радовались этому, как дети. Они были так воспитаны: «человек из народа» прав «по определению».
Эффект от публичных выступлений Лукашенко был поразительный. Помню, я сопровождал его в Гомель. Во время этой поездки он выступал на крытом стадионе, перед двумя с половиной тысячами людей. Он стоял в центре арены, рассказывая свою любимую «эпопею» — как он боролся с гидрой коррупции. Длилось это около двух часов, затем еще два часа докладчик отвечал на вопросы… Потом он снял пиджак, рубашка на спине была абсолютно мокрой… Сел. Бледное усталое лицо ничего не выражало… И народ хлынул с трибун. Казалось, люди не выходили из рядов в проходы, а просто перешагивали через кресла и текли вниз на арену лавой. И лава эта неумолимо двигалась к своему герою. У нее появились руки, которые тянулись к оратору. Протягивали какие-то клочки бумаги, блокноты, книги — только распишись! Кто-то протянул паспорт, кто-то — в полунищей тогда Беларуси! — стодолларовую купюру! Тянулись не как к поп-идолу, а как к святому… Я видел глаза минчан, тянувшихся тремя месяцами ранее к Клинтону: там интерес к экзотике — здесь настоящая вера в чудо…
Каждая его речь демонстрировала, насколько он вжился в свой образ, в свою роль. А сам он, похоже, уже начинал искренне верить в собственное мессианство.
Чтобы ни говорили позднее о том, каких специалистов-имиджмейкеров привлекал себе в помощь наш герой, но я знаю доподлинно: свой имидж Александр Лукашенко создавал сам. Хорошо помню, как он кромсал подготовленный нами текст одного из выступлений, безжалостно что-то вычеркивая и вставляя свое. Когда он отдал мне его для чистой перепечатки, живого места в нем не было. Синицын, поймав мой недоуменный взгляд, только хмыкнул: «Литераторы! Вас бы в колхоз отправить, учить язык! Пишите проще!».
Президентская кампания 1994 года была первой предвыборной кампанией в суверенной Беларуси. Какого-либо опыта проведения выборов в новых условиях ни у кого не было. Не было практически никаких средств, более того, даже представления, что эти средства нужны, на что и как их тратить.
«Это удивительно, но все работали за идею. Это была самая дешевая из всех предвыборных кампаний, когда-либо проходивших в Беларуси», — вспоминает спустя девять лет лидер Партии коммунистов Белоруссии Сергей Калякин109.
Его точка зрения совпадает с точкой зрения члена сойма БНФ Валентины Тригубович110:
«Практически все фронтовцы работали как волонтеры — бесплатно».
Действительно, даже едва ли не самая затратная работа — сбор подписей — осуществлялась в ту пору абсолютно бескорыстно. Именно поэтому ключевыми игроками оказались те, кто опирался па организованные структуры. В распоряжении Кебича были местные органы власти и крупные государственные предприятия. Позняк, Новиков и Карпенко полагались на свои партии. Шушкевич — на чужие (БСДГ Олега Трусова и ОДПБ Александра Добровольского).
Собственных структур не было лишь у Александра Лукашенко. Именно поэтому никто, включая, пожалуй, самого Лукашенко, до конца не верил, что ему удастся собрать необходимое для выдвижения количество подписей.
Но у него был штаб, на заседаниях которого он постоянно повторял: «Ваше дело — собрать подписи. Остальное — моя работа».
И мы работали, кампания набирала обороты, и наша команда разрасталась как снежный ком.
Как правило, совещания в штабе проводил Леонид Синицын. Проходили они два раза в неделю — в пятницу, когда планировали рабочий график кандидата на будущую неделю, и во вторник, по «оперативным» вопросам, если они вдруг возникали. Синицын справлялся с этим, как говорится, легко и непринужденно. Он вспоминает: «Сложностей не было. Нужно было только сдерживать амбиции и сводить разные точки зрения. У меня способность переговорного процесса достаточно хорошая, чтобы держать всех в одном ключе, направляя в нужное русло».
Синицын не преувеличивает свою «способность переговорного процесса». Штаб убедился в этом, когда он на две недели уехал в США, оставив вместо себя Титенкова. Если бы он задержался в Хьюстоне на неделю дольше, вся избирательная кампания бы рассыпалась, несмотря на личный авторитет нашего кандидата. Иван Титенков был абсолютно неприемлем в качестве полноправного руководителя штаба. После интеллигентного и все схватывающего на лету Синицына он казался просто грубияном, не желавшим (вернее, не умевшим) кого-либо выслушивать, обрывавшим людей на полуслове, упрямо настаивавшим на своем. Проще было застрелиться, чем представить себе, например, выпускника МГИМО Цепкало, вынужденного о чем-то разговаривать с и. о. начальника штаба Иваном Титенковым…
Все ищут, на кого сделать ставку
Все больше людей стремилось к нам, ощущая в нашем кандидате силу, видя народную поддержку, понимая, что лишь он имеет реальный шанс добиться власти. Шли к Лукашенко, даже зная, что это может быть опасно лично для них.
Вспоминает Валерий Кез, генерал-майор госбезопасности111:
«О том, на кого делать ставку, я стал задумываться в марте — начале апреля 1994 года. На том этапе я еще не определился, но когда посмотрел на инициативную группу, которая выступила в поддержку Лукашенко, где были Гончар, Булахов, Привалов и еще несколько человек, которых я знал, я, взвесив все, принял решение встретиться с кем-нибудь из них. В первую очередь я думал о Привалове, с которым мы служили в Гродно, и о Булахове — с ним я неоднократно беседовал по разным рабочим вопросам. Видно было, что вокруг Лукашенко собирается команда молодых, умных, думающих о судьбе государства людей — политиков, экономистов, юристов, с которыми можно делать дело, которые позволят республике шагнуть вперед. И в начале апреля 1994 года я встретился сначала с Приваловым, переговорил о возможности на конспиративной основе поддержания отношений с ними, а затем, через несколько дней, с Булаховым.
