Ознакомительная версия.
Несмотря на внешнюю неповоротливость, система была весьма эффективной и весьма выгодной для короны. Главные отрасли египетской промышленности — пшеница, стекло, папирус, лен, масло, благовония — были государственными монополиями. Клеопатре они приносили двойную прибыль. Продажа масла казне облагалась пятидесятипроцентным налогом. Потом государство могло перепродать его в три раза дороже. Налогом, собственно, облагалось все, что росло или производилось в стране. Подданные Клеопатры платили налог на соль, дамбы, и пастбища. Хозяева частных бань отдавали треть своих доходов. Рыболовы жертвовали пятую часть каждого улова, виноделы восьмую часть урожая. Шерстяные и ковровые фабрики были государственными. Клеопатра сама владела несколькими мануфактурами, на которых трудились рабыни. Народу царица и вправду должна была казаться всевидящей богиней: любой Птолемей знал, «чего стоит каждый его подданный и чем он занят в этот день».
Подобная система была обречена погрязнуть в злоупотреблениях. В фискальную политику Птолемеев было втянуто множество людей, от диойкетов, сборщиков податей и их помощников до казначеев, секретарей и счетоводов. Они собирали налоги и разрешали споры, не забывая о собственных кошельках. Возможностей нагреть руки было хоть отбавляй. Память о легендарной александрийской коррупции пережила государственную машину Птолемеев и едва не затмила славу самого города. В конечном итоге чиновники Клеопатры приносили столько же вреда, сколько и пользы. У большинства из них были свои фермы и мануфактуры, так что частные интересы нередко затмевали государственные. Устремления управляющих почти никогда не совпадали со взглядами царицы. Жизненные принципы сборщиков податей — не упускавших возможности обложить налогом лишнюю подушку, бочонок меда или тунику из овечьей шерсти — не совпадали с ними вовсе. Между властями на разных уровнях не было согласия. Любая инициатива тонула в бюрократическом болоте. Как отметила исследователь Египта эпохи Птолемеев Дороти Томпсон, Птолемеи тратили невероятно много времени на то, чтобы отыскать дельного чиновника. Бдительного, твердого и честного. С безупречным прошлым. Готового внимательно разбирать каждую жалобу, неустанно бороться с несправедливостью, а разъезжая по стране с инспекцией, «ободрять народ и приводить людей в доброе расположение духа». Нужно ли говорить, что это была от начала и до конца мифологическая фигура? «Выходит, что наш славный чиновник просто не мог не быть плохим», — заключает Томпсон. Соблазн был слишком сильным, жалованье слишком маленьким, система слишком замшелой[25].
Список нарушений получился весьма впечатляющим. Царские чиновники захватывали землю, отбирали дома и суда, присваивали деньги, арестовывали невиновных, придумывали несуществующие налоги. Им были известны десятки способов изощренного вымогательства. Ни грек, ни египтянин, ни землепашец, ни жрец не чувствовали себя в безопасности. Клеопатре не раз приходилось защищать простой народ от зарвавшихся мытарей; даже самым высокопоставленным из них случалось попадать в опалу. Главный бальзамировщик быков жаловался на бесчинства стражи. В сорок первом году к царице явилась целая делегация крестьян, умолявших избавить их от двойного налогообложения. Царица снизошла до их смиренной просьбы и отменила налог. Среди необъятной массы папирусов — отчетов, инструкций, петиций, приказов — фигурирует немало жалоб и выговоров. Особенно много их скопилось за первые годы правления Клеопатры. Даже в царском дворце не было порядка: попробуй уследи за оравой охотников и привратников, виночерпиев и стольников, камеристок и швей, дерзких, ленивых и нерасторопных.
Даже в прошениях и жалобах египтяне не уставали восхвалять мудрость, доброту и справедливость своей властительницы. Для них она оставалась утешительницей и защитницей, Исидой во плоти. Подданные взывали к своей царице, когда терпели лишения или страдали от притеснений. И хотя между Клеопатрой и просителями было немало посредников — при дворе имелась должность сортировщика петиций, — самые храбрые и самые отчаянные стремились пробиться к ней, минуя преграды. Таких находилось немало. Прозорливая правительница имела обыкновение объявлять большую амнистию перед религиозной церемонией или отправляясь в путешествие по стране, чтобы услышать, как восторженная толпа в экстазе выкрикивает ее имя. Народ быстро усвоил немудреное правило: если с тобой беда, пиши (или попроси деревенского писца написать) прошение. Клеопатра была в курсе чуть ли не всех проблем с властями и семейных неурядиц своих подданных. Повара убегали. Рабочие устраивали забастовки, уклонялись от налогов, приторговывали краденым. Стражникам задерживали жалованье. Проститутки дерзили богатым клиентам. Женщины избивали беременных жен своих бывших мужей. Чиновники крали свиней и разоряли голубятни. Бандиты нападали на сборщиков податей. Казна пополнялась вяло. В гробницы проникали грабители, каналы засорялись, нерадивые пастухи теряли скот, счета подделывали, людей бросали в тюрьму по ложным обвинениям. Банщики грубили посетителям и были не прочь разжиться их одеждой. Немощные отцы страдали от равнодушия дочерей. Почтенный торговец чечевицей жаловался на продавцов тыквы, выживавших его с базара: «Они приходят затемно, садятся напротив и начинают торговать своей тыквой, не подпуская покупателей к моей чечевице». Нельзя ли ему продлить аренду за двойную плату? Налоговые споры случались в Египте так часто, что Птолемей Второй запретил законникам браться за такие дела. Кстати, обязаны ли смотрители за священными кошками помогать при сборе урожая? Прошения шли и шли.
Впрочем, у Клеопатры были и другие причины для головной боли. Если женщине, выливавшей ночной горшок, случалось испачкать плащ какого-нибудь прохожего, к делу немедленно приплетали межнациональную вражду. Если банщик по неосторожности плескал на зазевавшегося клиента горячей водой, тот спешил заявить: «Негодяй окатил мне живот и ноги кипятком, он, видно, хотел меня убить». В стране, где греки управляли, а египтяне работали, хватало причин для подспудного недовольства друг другом (неуклюжая женщина и банщик были египтянами, их жертвы — греками. Всего в стране жило около пятисот тысяч греков, причем большая часть в столице). Несмотря на удивительную терпимость, несмотря на знаменитый александрийский космополитизм — среди горожан были и эфиопы, и скифы, и ливийцы, и киликийцы — две несхожих культуры оставались двумя несхожими культурами. Нигде эта несхожесть не проявлялась с такой очевидностью, как в судебной системе. Договор на греческом языке составлялся по греческим законам, а на египетском — по египетским. Египетские женщины пользовались абсолютной свободой, а гречанки зависели от своих мужчин. За одно и то же преступление следовали разные наказания. Египтянин, вздумавший без разрешения покинуть Александрию, лишался трети имущества. Грек платил небольшой штраф. Две культуры существовали параллельно сами по себе, традиции и привычки — как уже успели убедиться Клеопатра и Цезарь — плохо приживались на чужой почве. Греческая капуста, выращенная на египетской земле, необъяснимым образом теряла вкус.
Ознакомительная версия.
