Это — совершенно обыкновенная девушка, от которой и в будущем ничего нельзя ожидать, кроме «дюжины толстомордых ребят». И вот Помяловский со всей чуткостью и подлинной гуманностью подходит к Леночке, рассуждая так:
«Этот молодой организм ищет и просит себе любви, счастья, наслаждения, того, что для него необходимо, как теплота, свет, воздух и сырость необходимы для растения». «Неужели я буду осуждать кисейную девушку за то, что она не умеет и не может быть счастлива по-моему? Я горячо сочувствую ее радости, ее горю, ее тревоге и ее томлениям не потому, что я сам способен таким образом и по таким же причинам радоваться, горевать, тревожиться и томиться, а потому, что в ней-то, именно в ней, все эти ощущения совершенно естественны, неизбежны и неподдельны».
Это отношение Помяловского к Леночке приводит в восторг Писарева: «Я, — пишет он по этому поводу, — до сих пор не встречал писателя, у которого было бы так много самородной гуманности, как у Помяловского». В силу этой гуманности Помяловский подходит ко многим не замеченным обычно явлениям, «с неутомимой, пантеистической любовью, останавливая на них свой кроткий, задумчивый, безгранично-нежный и, несмотря на то, глубоко умный взор». Писарева возмущают вопли разных журнальных кликуш, обвиняющих Помяловского в резкости и грубости. Он применяет к Помяловскому известные слова Берне о Байроне: «Его сердце было окружено сплошной стеной твердых и острых колючек damit das Vieh nicht daran nage.» (чтобы его не глодала скотина).
В критике обычно проводится параллель между Леночкой и Надей Дороговой («Молотов»). Несомненно, последняя представляет собою более сложную фи-гуру 60-х годов. Но и Леночка, как тип, значительна своей художественной новизной. Здесь опять-таки весьма важно сравнить эту героиню «Мещанского счастья» с знаменитыми героинями Тургенева, хотя бы с Натальей Ласунской из «Рудина». Образ Леночки противопоставлен Наталье Ласунской и Асе так же, как Молотов — Рудину. Иными словами, Помяловский и отличается своим крепким материализмом и революционно-демократическим реализмом.
Припомним главу из «Рудина», посвященную появлению Натальи. С необычайной торжественностью начинается описание характера, внешности героини, причем Тургенев основное внимание уделяет «внутреннему миру» Натальи и ее духовным интересам, так как Наталья «с первого взгляда могла не понравиться».
Тургенев выделяет те черты лица, которые связаны с высокой интеллектуальностью героини. «Особенно хорош был ее чистый и ровный лоб над тонкими, как бы надломленными посередине бровями, Она говорила мало, слушала и глядела внимательно, почти пристально — точно она себе во всем хотела дать отчет. Она часто оставалась неподвижной, опускала руки и задумывалась; на лице ее выражалась тогда внутренняя работа мысли… Едва заметная улыбка появится вдруг на губах — и скроется; большие, темные глаза тихо подымутся…» Большой портрет Натальи дается художником через историю развития ее духовных интересов. Все это нужно Тургеневу для развертывания первой встречи с Рудиным на террасе.
Совершенно противоположный характер носит появление Леночки. Одной-другой строкой, как бы мимоходом, описывается балкон усадьбы, где сидят Егор Иванович Молотов и Елена Ильинишна Илличова — «молодой человек и молоденькая, хорошенькая девушка — значит повесть начинается».
Вся торжественная часть, сопутствующая началу беседы тургеневских героев, — совершенно устранена у Помяловского.
Рудину приходится затратить много усилий на завязку беседы. Между тем, у Помяловского беседу непринужденно начинает Леночка, кстати сказать, как и Рудин, о поэзии. Причем для Рудина «поэзия — язык богов» «Я сам люблю стихи, — говорит он, — но не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас… Взгляните на эти деревья, на это небо — отовсюду веет красотой и жизнью; а где красота и жизнь — там и поэзия». Первое же слово Леночки: «Какая поэзия! Прелесть!» — относится к «шлепающему огромному стаду гусей и уток».
В отличие от Рудина, столь охочего к беседам с дамами, Молотов «не мастер поддерживать дамский вздор и дребедень», а потому в «обществе держался ближе к мужчинам и пожилым дамам». Зато Леночка быстро овладевает разговором, с удивительной легкостью переходя с предмета на предмет. «Рассказала, как тонула однажды; что у них новый дьячок, про козу свою рассказала, от козы перешла к дяде, к няне, к подругам, после этого ей ничего не стоило заговорить о цветах, о новом платье, а через несколько минут она говорила, что терпеть не может пауков и тараканов, что она любит толстые пенки на сливках, клубнику и запах резеды. — Я веселая… — сказала простодушно Леночка и при этом ударила в ладошки».
В противовес Наталье Леночка мало разбирается в прочитанном. Недаром Лизавета Аркадьевна считает, что основная черта девушек, подобных Леночке, — «поразительная жалкая пустота. — Читали они Марлинского, — пожалуй и Пушкина читали; поют «всех цветочков боле розу я любил», да «стонет сизый голубочек», вечно мечтают, вечно играют… Ничто не оставит глубоких следов, потому что они неспособны к сильному чувству. Красивы они, но не очень; нельзя сказать, чтобы они были глупы… непременно с родимым пятнышком на плече или на шейке… легкие, бойкие девушки, любят сентиментальничать и кушать гостинцы… И сколько у нас этих бедных, кисейных созданий».
Помяловский не только ввел в литературу эту «кисейную» героиню, но показал, какие бывают у кисейной девушки великолепные взрывы чистого и могучего чувства, которые хоть на минуту поднимают ее неизмеримо выше мелкой и копеечной пошлости ее будничной жизни.
Тургенев бережно и медленно дает созревать чувству Натальи. Он улавливает каждый шорох ее созревающей любви.
«Пока — одна голова у ней кипела… Но молодая головка недолго кипит одна. Какие сладкие мгновенья переживала Наталья, когда, бывало, в саду, на скамейке, в легкой сквозной тени ясеня, Рудин начнет читать ей гетевского Фауста, Гофмана или письма Беттины, или Новалиса, беспрестанно останавливаясь и толкуя то, что ей казалось темным… Со страниц книги, которую Рудин держал в руках, дивные образы, новые светлые мысли так и лились звенящими струями ей в душу, и в сердце ее, потрясенном благородной радостью великих ощущений, тихо вспыхивала и разгоралась святая искра восторга…»
Вся эта тургеневская кантата любви совершенно исчезает у Помяловского. Неожиданно для себя Молотов получает анонимное письмо: «Егор Иванович. У вас есть чувства и вы завтра в 6 часов вечера придете на реку к мельнице вечером и здесь встретите даму; если любите, узнаете ее, и если нет, я останусь по гроб верная вам и любящая».
