— Аня Тарасенкова первая подняла руку, — рассказывала Танюша. — Она сказала: «Я придумала — «живы» — и не знаю, как его вставить». Тогда мы все закричали: «Напиши: «Живы наши лётчицы!»
В один из этих дней, когда у нас, по обыкновению, сидел кто‑то из друзей, я услышала такой разговор:
— Кем ты будешь, когда вырастешь? — спросили Таню.
— Лётчицей и балериной! — не задумываясь, ответила Таня. Потом лукаво улыбнулась и добавила: — И прачкой…
— Почему прачкой?
— Я очень люблю стирать и гладить.
— Ты летала когда‑нибудь на самолёте?
— Нет, только садилась в мамин самолёт, а потом сидела в слепой кабине. Это в большой комнате стоит на железной подставке самолёт. Садишься, тебя закрывают, и самолёт начинает кружиться и качаться, как будто летишь.
— Страшно?
— Нисколечко!
На столике у Тани давно лежит заготовленное письмо:
«Дорогая, любимая мамочка! Ещё раз поздравляю тебя с успешным выполнением задания. Я не плакала, учусь на «отлично» и выполняю своё задание, как и ты».
А самолёта всё нет и нет…
И вот наконец Рома, придя из штаба, сказал:
— Самолёт «Родина» найден возле Охотского моря. Задание выполнено. К ним спускаются парашютисты…
— Почему же ты такой хмурый, Рома?
— Ты не волнуйся, мамочка… Дело в том, что у самолёта только двое… Кто третья и куда она делась — пока неизвестно.
— Конечно, нет Марины! Она или пошла искать питьевую воду, или с компасом ушла ориентироваться на местности… Я её знаю: разве может она сидеть на месте и ждать помощи со стороны! Пошла на разведку и пропала…
Таня Раскова в классе 138–й школы города Москвы.
Таня обнимала меня и радостно шептала:
— Я говорила: всё будет хорошо!
— Но, Таня, одного человека нет с ними. Ты же слышала, что дядя Рома сказал?
— Всё равно найдут! Сталин и Ворошилов предложат искать, и человека найдут!
В двенадцать часов ночи мы, взрослые, сидели у радиоприёмника, напряжённо ожидая передачи. И услышали: у самолёта «Родина» Осипенко и Гризодубова.
Так я и знала!.. Где же моя Марина?..
Утром позвонил из штаба Рома:
— Марина спрыгнула с парашютом. Уже видели её сигнал — дым от костра. Её ищут… Мобилизовано всё население… Не волнуйся!..
«Не волнуйся!» — сказал мне сын… Я крепилась как могла. В нашей семье уныние издавна считалось позором…
Приходили родные, друзья и знакомые, даже те, кто не был у нас много лет. На одиннадцатый день пришла моя школьная подруга.
— Нужно быть ко всему готовой, — сказала она. — Вряд ли Мариночку теперь найдут!..
Позвонил Спирин:
— Зарядитесь ждать месяца три, Анна Спиридоновна. Я эти места знаю. Там такая густая тайга, что с самолёта человека не увидеть…
И вот мы с подругой обнялись, и впервые за все эти тревожные дни я заплакала. Хорошо, что было поздно и Танюша спала!.. Нас никто не видал и не слыхал. Слёзы неудержимо лились из моих глаз…
В 9 часов утра я услышала неистовый стук. Несколько кулаков барабанило в дверь моей комнаты. Радостные голоса кричали:
— Скорее к телефону! Вас вызывает штаб! Добрые вести!..
Ну какие же могут быть добрые вести на одиннадцатый день?! Нет, не верю… Но к телефону, конечно, пошла. И услышала:
— Говорит начальник штаба. Поздравляю, Анна Спиридоновна! Марина Михайловна нашлась! Она у самолёта!
Я только и смогла сказать:
— Воображаю, в каком она виде!
— Жива и здорова, — слышу в телефон. — Скоро будет дома.
— Когда вы узнали?
— Ночью. Да боялись сообщать вам, всё проверяли. Теперь точно знаем: Марина Михайловна у самолёта!
Таня, услышав новость, долго хлопала в ладоши, прыгала и твердила:
— Я была права! Я была права! Я знала, знала!..
Таня среди детей своей квартиры.
Вечером нас всех повезли на телеграф. Радиотелефон соединён с посёлком Керби.
У телефона — моя дочь. И первая фраза, которую я слышу:
— Мамочка, прости, что я тебя заставила так волноваться!..
— Ну, о чём ты говоришь! Ты скажи мне: как ноги, как температура? В каком ты виде?..
Потом с Мариной говорила Таня:
— Мамочка, непременно напиши о своей жизни в тайге статью для «Пионерской правды»…
Разговор по радиотелефону между Комсомольском и Москвой.
Разговоры по радиотелефону повторялись. Говорили с Комсомольском, говорили с Хабаровском. Потом из Москвы навстречу лётчицам выехали корреспонденты и повезли им наши письма. Танюшино письмо, которое она заранее приготовила, тоже уехало с ними.
В доме у нас готовились к встрече Марины, как к большому празднику. Она жила здесь с восьмилетнего возраста, выросла на глазах у всех жильцов. В ожидании Марины в нашей комнате день и ночь кипела работа: шили, вышивали, перебивали мягкую мебель, рисовали, писали все, не исключая Тани. Наконец уборка закончена. На столе лежит новая скатерть, к потолку подвешен шёлковый абажур. То и другое — подарок жильцов нашего дома. В комнате и вдоль всего коридора множество корзин и букетов цветов. Квартира стала похожа на зимний сад.
Завтра встреча!
А в эти дни у самолёта «Родина»…
Осмотрев штурманскую кабину и убедившись, что все приборы в порядке, Марина попросила скорее поесть. Пока готовили ужин, доктор Тихонов промывал её обмороженные и израненные ноги. Потом ей подали немного бульона, кусочек курицы и немного киселя. Больше доктор не разрешил. Подруги наперебой рассказывали, как дальневосточные товарищи их разыскали, как сбрасывали множество подарков, продуктов. Полина принесла платочки, на которых было вышито: «Марине». Платочки вышили девушки из Комсомольска.
Разговор по радиотелефону.
Лётчицы рассказали, как их навещали таёжные звери, и наперебой расспрашивали Марину о её путешествии по тайге. Наконец доктор послал Марину спать, а товарищам велел дать ей покой. Марина, измученная, но счастливая, умытая и переодетая в чистое бельё, легла на мягкий шёлковый парашют в кабине. Ей подали горячий чай. Она с жадностью выпила его. Потом она услышала, как кто‑то сказал: «Здорово хорошо получилось!» — и заснула…
С рассветом все встали, тихонько сложили необходимые вещи, стараясь не разбудить Марину. Проснувшись, она почувствовала, что не может наступить на одну ногу. Быстро смастерили носилки. В это время прилетели новые самолёты. С одного из них сбросили записку: «Если Расковой нет, станьте двое на правую плоскость. Если Раскова пришла, станьте трое на правую плоскость».
