… Атмосфера здесь была непринужденная, хотя и без скабрезности, как будто грех и стыд вообще не существовали в этой стране…»
Это не сочинения желтой прессы, а изданные в разных странах «Воспоминания о сокровенном», адресованные Сименоном выросшим детям. С какой естественной простотой описывает Сименон этот эпизод, подчеркивая строгость своего моральный кодекс, запрещающего вступать в сексуальную связь с малолетками. Дух этого первобытного края, этих людей, столь же близких к природе, как и к Богу, (статуя Богоматери и крест над постелью проститутки) позволяет его с придельной откровенностью и нескрываемым удовольствием восстанавливать детали. «Что естественно — то и прекрасно», такова установка Сименона, отметающего табу цивилизации. Вспоминаются его эротические игры с Ди рядом с кроватью семилетнего сына и невинная простота в приобщении Ди к радостям сексуальной свободы в Гаванском борделе. Какие последствия будет иметь его установка на сексуальную раскрепощенность, называемую чаще распущенностью? Видимо, он был столь уверен в своей правоте, что о последствиях не задумывался.
Удивительный человек, этот плодовитый писатель, хорошо знающий, что в своих романах даже описывать страстный поцелуй не стоит. Не тот «формат»
После того, как Сименон бросит писать, он надиктует гору откровенных воспоминаний — двадцать один том! Даже изучив их, трудно разобраться в тайне феномена Сименона — совмещавшего дидактику писателя–моралиста и откровения темпераментного мужчины.
«Несмотря на мою внешнюю самоуверенность, я, скорее, человек беспокойный, особенно, во всем том, что касается любимых мною людей, и всегда склонен чувствовать свою ответственность за то, что с ними случается. Мысли о том, что я огорчил кого–то, пусть даже незнакомого человека, достаточно, чтобы вызвать у меня угрызения совести»
Здесь Сименон не лукавит.
Во время прогулки с Жоржем и Марком по пустыне Дениз падает с лошади. Мальчик в ужасе, его отец едва не теряет рассудок от горя — Ди, вероятно, сломала все кости!
Ее отвозят в больницу и до тех пор, пока не прошли обследования, и не был сделан рентген, Жорж буквально сходил с ума от неизвестности. Наконец, выяснилось: Дениз чудом избежала серьезных травм, отделавшись синяками и ушибами. Но врачи хотят подержать ее в больнице.
Это сущий ад для измученного беспокойством Сименон. Он носит в судках больной горячие обеды и ужины по составленному ею меню, он живет в гостинице, расположенной рядом с больницей, он не может ни спать, ни есть и во всем винит себя.
И вот он допущен к больной.
Бледная, обессилевшая Дениз протянула ему горячую вялую руку — у бедного Жоржа едва не разоралось от жалости сердце. И еще — брюки. От возбуждения.
— Меня тебе очень не хватает? — догадалась Дениз. — Я имею в виду, что тебя не тянет сходить на холм к нашим приятельницам?
— Пожалуй, — соглашается он, так как знает, что она пробудет тут еще не меньше недели.
— Возьми двоих, — просит она.
«Ди посылает меня на красный холм и, признаться, меня это устраивает. Почти каждый из наших визитов я находил одну или две новеньких, которых чаще всего и выбирал. Они ни в чем не похожи на женщин, которых находишь в гостеприимных домах Парижа даже самых аристократических, тех домах, куда правоверные жены приходят без ведома мужей, чтобы за час заработать на обновление своего гардероба.
Здесь не существует ничего тайного, нет жеманства, скрытых уловок, мнимой пристойности. Никто не ломает комедию.»
— Ну что? — спрашивает Дениз на следующее утро. — Был там? Они не удивились, что меня нет?
— Я им все рассказал, и они обрадовались, что опасность миновала.
— Ты взял двоих? Кого? Ты должен рассказать мне все в подробностях.
Рассказ Жоржа, очевидно, так живописен, что больная возбуждается.
— Потерпи, милая. Мы не можем делать этого, пока ты не поправишься окончательно.
Январь 1949, Ди только что выписалась из больницы. В доме все еще живет санитарка, мешающая интимному сближению. Жорж удаляет сиделку и сам ухаживает за больной — нежно и внимательно. Однажды, когда он обмывал ее на ночь — всю голую, уже без синяков и ссадин, он робко спросил:
— Ты думаешь, я могу?
— Конечно, идиот!
С третьего месяца интимной жизни с Дениз, Жорж перестал предохраняться, подумав, «будь, что будет!». Ничего не случилось, Дениз не беременела три года, и, наконец, она сказала:
— У нас будет ребенок, Джо. Это будет мальчик я уверена, — после визита к гинекологу, подтвердившему предположение, Дениз светилась радостью.
— Когда? — Сообщение о том, что он еще раз станет отцом, перевернуло Жоржа — большей радости он не мог и придумать и уже горел нетерпением. — Когда это случится?
— Осенью!
Узнав о беременности Дениз, Буль заплакала.
— А как же я? Вы возьмете другую няню.
Она обожала детей и боялась лишиться Марка и жизни вблизи Маленького господина — ведь это ее единственный дом и ее семья.
— Тебя я никогда не брошу. — Пообещал Жорж.
Тижи, узнав новость, побледнела. Она понимала, чем это может ей грозить. Дениз добилась своего — до замужества осталось сделать один шаг — вытолкнуть из дома ее, Тижи.
— И что ты решил? — настороженно спрашивает она Жоржа.
— А что я должен решать? Все останется по–прежнему.
— Ты не намерен развестись?
— Нет! И так все хорошо. — Твердо ответил он. — Марк обрадуется малышу. Буль привыкнет.
— Во Франции и Бельгии мужчину не преследуют за адюльтер. Но сочтут виновным, если он «содержит сожительницу под супружеским кровом»
— Полагаю, в пуританской Америке дела обстоят еще хуже. Я проконсультируюсь с адвокатом.
Дениз больше не курит и не пьет. Она стала удивительно нежной.
— Наш мальчик будет самым красивым — твой сын, Джо! — она нахмурилась:
— Одно тревожит: как теперь все сложиться? Боюсь… боюсь нам придется заключить брак.
Через несколько дней Жорж вызвал Тижи на серьезный разговор:
— Я думаю, нам все же придется развестись. Ты сама это прекрасно понимаешь. Иначе нас могут отправить назад в Европу как «нежелательных элеменов». По американским законам наше общее сожительство аморально.
— По человеческим тоже. Помяни мое слово… — она устремила на него свой суровый взгляд из–под нахмуренных бровей: — Однажды, Жорж, ты придешь просить у меня утешения.
Неожиданная поездка в Лос — Анджелес несколько разряжает обстановку. Один из продюсеров решил снимать фильм по роману Сименона «Цена головы». На главную роль приглашен Чарльз Лаутон, уже прославившийся в ряде фильмов. Они познакомились — писатель и актер. Сименон пришел в восторг — «огромная глыба, движущаяся с легкостью танцовщика — вот что такое Лаутон!» Расстались друзьями и сохранили добрые отношения на много лет.
