министра на короткое время, — чтобы наказать их (я эту мысль не одобряю) — это будет похоже на диктатуру, так как он ничего не понимает во внутренних делах» (Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Пг., 1923. Т. 3. С. 262).
Александра Федоровна призывала мужа «ударить кулаком по столу» на товарища министра внутренних дел, командира отдельного корпуса жандармов В.Ф. Джунковского, который обнародовал данные о развратном поведении Г.Е.Распутина (см.: Переписка Николая и Александры Романовых. М.; Пг., 1923. Т. 3. С. 236). В письме 12 сентября 1915 г. она наставляла мужа: «Все министры никуда не годятся… Им нужна твоя железная воля, которую ты им покажешь, не правда ли? Ты видишь результаты того, что взял все в свои руки. Сделай здесь то же самое, будь решителен, сделай им самый строгий выговор…» (Там же. С. 341).
Вполголоса (ит.).
Летом 1918 г. А.В.Кривошеин вынужден был, спасаясь от ареста, бежать из Москвы, где он занимал должность директора мануфактуры «Савва Морозов, сын и К°». В Екатеринодаре, а затем в Ростове-на-Дону Кривошеин возглавил политическую группу «Государственное объединение», которую в правительстве А.И.Деникина представлял Н.В.Савич. Сам Кривошеин держался в стороне (лишь в конце существования деникинского правительства в январе 1920 г. он был привлечен заведовать продовольствием тыла армии), не одобряя политики Деникина, лишенной, на его взгляд, позитивной программы.
П.Н.Врангель, сменив Деникина, привлек Кривошеина к работе. В апреле — мае 1920 г. Кривошеин был с дипломатической миссией в Париже. 18 июня 1920 г. он занял пост помощника главнокомандующего по гражданской части, то есть главы правительства, а 12 ноября 1920 г. на английском крейсере уплыл в Константинополь (см.: Кривошеин К.А. Александр Васильевич Кривошеин: Судьба российского реформатора. М., 1993. С. 231–255).
Готовясь к открытию думской сессии в июле 1915 г., кадеты, лишившиеся массовой поддержки, придерживались умеренной тактики и «для успокоения страны» даже отказались выставлять требование отставки И.Л.Горемыкина. Более требовательными в этот момент оказались прогрессисты, в заявлении которых 19 июля все внимание было сосредоточено на требовании создать ответственное перед Думой «правительство национальной обороны». Радикализм И.Н.Ефремова, представлявшего позицию группы Рябушинского — Коновалова, объяснялся некоторой эйфорией московских торгово-промышленных кругов, рассчитывавших извлечь политические дивиденды из обращения к ним правительства за помощью в деле налаживания военного производства (см.: Кризис самодержавия в России. 1895–1917. Л., 1984. С. 559–560).
Совещания бюро (называемого иногда также комитетом и президиумом) Прогрессивного блока происходили с августа 1915 г. по февраль 1916 г. на квартире председателя В.В.Меллера-Закомельского. Записи, сделанные П.Н.Милюковым во время этих заседаний, были опубликованы (см.: Прогрессивный блок в 1915–1917 гг. // Красный архив. 1932. № 1–3; 1933. № 4).
Речь П.Н.Милюкова в Государственной думе 1 ноября 1916 г. была посвящена обличению «темных сил», группирующихся у трона (см.: Государственная дума: Стенографические отчеты. Созыв IV. Сессия V. СПб., 1916. Стб. 35–48.). Перечисляя факты неудачных действий правительства, он в каждом случае адресовал слушателям риторический вопрос: «Что это — глупость или измена?» Центральное место речи, содержавшее намек на измену императрицы, было замаскировано цитатой из немецкой газеты. Говоря о назначении Б.В.Штюрмера, которого Милюков прямо обвинял в измене, председателем Совета министров, он процитировал «Neue Freie Presse»: «Это победа придворной партии, которая группируется около молодой императрицы» (Родзянко М.В. Падение империи // Архив русской революции. Берлин, 1926. Т. 17. С. 146). Слабость аргументов Милюкова была очевидна. В.Л.Бурцев прямо заявил: «Историческая речь, но она вся построена на лжи» (цит. по: Мельгунов С. На путях к дворцовому перевороту. Париж, 1931. С. 72). Позднее Милюков был вынужден признать несостоятельность своих обвинений. Сведения об «измене» он будто бы получил во время поездки в Швейцарию, где у него были «кое-какие связи с старой русской эмиграцией», «в этой среде были уверены, что русское правительство сносится с Германией через своих специальных агентов. На меня посыпался целый букет фактов — достоверных, сомнительных и неправдоподобных. Рассортировать их было нелегко. <…> Часть материала из Швейцарии я все же использовал для своей речи 1 ноября» (Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1990. Т. 2. С. 232).
В.В.Шульгин, избранный членом Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства, впоследствии сожалел, что, слишком рьяно исполняя в совещании роль «раздувалыциков священного огня военного творчества», члены совещания от Думы «из пожарных, задавшихся целью тушить революцию <…> невольно становились ее поджигателями. Мы были слишком красноречивы, слишком талантливы в наших словесных упражнениях. Нам слишком верили, что правительство никуда не годно…» (Шульгин В.В. Годы. Дни. 1920. М., 1990. С. 295–296).
См.: Michelet Jule. Histoire de la revolution française. Paris, 1847–1853. Vol. 1–7.
«Третий радующийся» (лат.), т. е. человек, выигрывающий от распри двух сторон.
Гурко приводит часть фразы «Не приведи бог видеть русский бунт — бессмысленный и беспощадный» из «Пропущенной главы», не включенной в окончательную редакцию «Капитанской дочки» А.С. Пушкина.
