Ознакомительная версия.
Звонок из штаба фронта. Маршал Жуков сообщил, что ко мне выехал его заместитель генерал армии Соколовский. Командующий попросил уточнить данные о Гиммлере, узнать, где Риббентроп, кто сейчас начальником генерального штаба, где труп Гитлера. И еще вопросы, вопросы…
Отвечаю то, что знаю из разговора с Кребсом. Остальное надо еще вытягивать из него. А он не особенно разговорчив на эти темы: на каждый вопрос отвечает предельно кратко и уклончиво. Его положение не из легких. Он знает, что уговорить нас, заставить поверить Геббельсу и Борману невозможно. Но его послали за этим, и он упорно добивается своего. Мы, ведя переговоры, можем сами решить только один вопрос – принять капитуляцию. Мы с большим удовольствием выпроводили бы Кребса обратно к Геббельсу, чтобы затем силой оружия заставить войска сдаться и капитулировать. Но Москва приказала ждать.
Вернувшись в комнату переговоров, задаю вопросы Кребсу:
– Где труп Гитлера?
– В Берлине. Сожжен по завещанию. Это совершилось сегодня.
– Кто начальник штаба вашей ставки?
– Йодль, а Дениц – новый верховный главнокомандующий, оба в Мекленбурге. В Берлине только Геббельс и Борман.
– Что же вы раньше не сказали, что Дениц в Мекленбурге?
Кребс молчит.
Беру трубку, вызываю маршала Жукова и докладываю:
– «Верховный главнокомандующий» гросс-адмирал Дениц находится в Мекленбурге, там же рядом и Гиммлер, которого Геббельс считает предателем. Герман Геринг якобы болен, находится на юге. В Берлине только Геббельс, Борман, Кребс и труп Гитлера.
Маршал Жуков говорит, что эта путаница, неразбериха с посылкой парламентеров к нам, в Берлине, а на западе и на юге – к союзникам задерживает решение нашего правительства. Но ответ скоро будет и, наверное, с требованием полной капитуляции.
Кребс слышал мой разговор с Жуковым: я не стеснялся высказывать при нем свои мысли. Положив трубку, обращаюсь к нему:
– Значит, основные военные деятели в Мекленбурге, а в Берлине Геббельс и Борман остались выполнять волю фюрера. Какую?
– Они хотят прекратить войну, но только после признания вами правительства, созданного согласно воле фюрера.
– То есть правительства, которое не хочет ни мира, ни войны?
Кребс задумался, потом сказал:
– На том участке, где огонь, я согласен его прекратить.
– Зачем это надо, раз ваше так называемое правительство не идет на капитуляцию? Вы хотите, чтобы еще лилась кровь?
– Я хочу все сделать, и как можно скорее, чтобы было признано одно легальное правительство в Берлине, чтобы не появилось еще какое-то нелегальное правительство.
– Если вы не капитулируете, то наши войска пойдут на штурм, а там разбирайся, где легальное, а где нелегальное правительство.
– Поэтому мы и просим перемирия.
– А мы требуем капитуляции! Обращаюсь к Кребсу:
– У вас есть еще какие-либо документы, кроме предъявленных?
– Тут есть приложение – состав правительства, о котором я вам доложил, – и он протягивает мне еще бумагу, в которой указываются члены кабинета, уже названные в завещании Гитлера.
– Цель вашего прихода – переговоры только с СССР?
– Только с вами.
– Вы – с нами, а Гиммлер и другие – с союзниками? Почему вы не хотите говорить одновременно с нами и с нашими союзниками, а предпочитаете действовать раздельно?
Пауза. Кребс потупился. Затем поднял голову:
– При расширении полномочий будем вести переговоры и с другими правительствами, с вашими союзниками.
– Это зависит от решения вашего правительства?
– Да, когда оно соберется полностью. Это основная его цель.
– Где должно собраться ваше правительство?
– До сих пор это не решено. Но лучше всего в Берлине.
– Но ведь до безоговорочной капитуляции остатков берлинского гарнизона ваше правительство не сможет здесь собраться.
– А я глубоко убежден, что при капитуляции берлинского гарнизона наше правительство вообще никогда не соберется. Это будет невыполнением завещания фюрера. Я считаю, что полная капитуляция не может быть решена до признания всеми нового правительства.
– Итак, правительство действует и не капитулирует?
– Я прибыл, чтобы разрешить все эти вопросы и передать немецкие заверения. А вопрос о полной капитуляции может быть решен в несколько часов после перемирия и признания нового правительства.
– Это значит, вы хотите драться до последнего? Знаете ли вы об условиях полной капитуляции?
– Да, знаю, – ответил Кребс. – Но кому вести эти переговоры?
– У вас есть рейхсканцлер, с ним Борман. Если они уполномочили вас вести с нами переговоры, значит, они могут принять окончательное решение. Разве это не так?
– Они не могут принять решение о полной капитуляции, не проинформировав обо всем Деница. Единственная рация находится у Гиммлера. У нас же радиостанция разбомблена.
– Мы дадим вам радиосвязь. Обнародуйте завещание фюрера по радио. Это прекратит кровопролитие. Кребс поморщился:
– Неудобно. Для Деница это будет неожиданным известием. Он еще не знает о завещании. Мы сделали попытку заинтересовать СССР, мы не хотим нелегального правительства, согласного на отдельный договор с США и Англией. Мы предпочитаем вести переговоры с Россией.
Только теперь, видимо, до него стало доходить, что мы не доверяем ни Геббельсу, ни его посланцам. И мне осталось сказать ему прямо, что, как военный, я заинтересован прежде всего в том, чтобы поскорее разделаться с войсками противника, безнадежно обороняющимися в Берлине.
Кребс, выслушав меня, опять повторил:
– Если будет уничтожен берлинский гарнизон, не будет германского легального правительства…
– Бессмыслица, – прервал я его.
– Я познакомил вас с моим поручением, других у меня нет…
– А я сообщил вам единственное и окончательное условие: безоговорочная капитуляция.
Генерал Кребс и его адъютант внешне сдержанны, спокойны, но чего им это стоит!
Я снова подтверждаю:
– Гарантируем сохранение жизни. А о правительстве после будем говорить. У вас нет войска, а вы хотите собрать какие-то силы – не выйдет!
Кребс говорит торопясь:
– Я предлагаю паузу в боевых действиях. Мы можем с определенного времени отдать приказ не стрелять.
Опять звонок телефона. Звонит командующий фронтом, интересуется, как идут переговоры. Я объясняю, что у немцев нет средств связи. Они не хотят объявлять о смерти и завещании Гитлера, чтобы Гиммлер этим не воспользовался. По-видимому, боятся и Деница. Они хотят объявить это при нашем содействии и после перемирия. Гиммлер откололся и исключен из партии.
Ознакомительная версия.
