Ознакомительная версия.
– Рай и ад имеют одно общее – путь туда лежит в гробу и на катафалке.
* * *
– Прежде чем радоваться колесу Фортуны, не мешало бы убедиться, что она твоя.
* * *
– Есть спектакли, на которых рты зрителей не закрываются от восхищения или смеха. В нашем, к сожалению, из-за зевков.
* * *
– У нее много серого вещества в голове, но это не мозг, а просто каша из непереваренных сплетен.
* * *
«Рубить сук, на котором сидишь».
– Тоже бывает полезно, если на нем уже приготовлена петля для твоей шеи.
* * *
– В нашем театре бездарей не больше, чем в остальных. Беда в том, что они активны и, кажется, размножаются делением.
* * *
– В старости есть свои плюсы, но пока к ним привыкнешь…
* * *
– Самая приставучая в жизни – старость, если уж с тобой, то до самой смерти не отстанет.
* * *
– На самые высокие цели тоже удобней смотреть лежа.
* * *
– В день сбора труппы перед началом сезона театр похож на огромный дурацкий букет, благоухающий слишком сильно. А через пару часов бойких речей начальства – на разукрашенный веник, который не выбрасывают только из жалости или по привычке.
* * *
– У человека бывает вторая и даже третья молодость, а вот старости второй не бывает, если уж пришла, так не отвяжется, пока не умрешь.
* * *
– Друзей много, тех, кто хотел бы называться моим другом, еще больше. Но наступает ночь и рядом остается только один друг – мой приблудный пес Мальчик. Ему все равно, как я сыграла, не поссорилась ли с режиссером, не обругала ли кого-то из чиновников… Он настоящий друг. Если собака друг человека, значит, я все же человек?
* * *
– Раньше в театре плакали зрители, а теперь актеры на сцене, а если уж зрители, то от жалости за потерянные деньги на билеты.
* * *
– Бесплатный сыр только в мышеловке… для второй мышки. Первая расплачивается за него своей жизнью.
* * *
– Некоторые актрисы играют так, словно у них впереди вечность, завтра на спектакль придут те же зрители, что и сегодня, и можно будет все исправить.
* * *
– Грустный факт: когда жизнь практически прожита, вдруг понимаешь, что и не жила вовсе.
* * *
– Отремонтировали зрительный зал, оснастили сцену, расширили гримерные и в туалетах теперь не воняет… Все сделали для театра, об одном забыли – актеры-то прежние.
* * *
– Несправедливость тоже должна быть распределена поровну, лучше по талонам, чтоб никому не обидно было.
* * *
«Человек создан для счастья, как птица для полета».
– Браво, Антон Павлович! Лучше не скажешь. Как и птицы, люди тоже разные, есть те, что годны для счастья, как куры или пингвины для парения в небе.
* * *
– В мыслях я могу все, на деле – только то, что мне позволят. И не потому, что нерешительна или бездарна, а потому, что не все в моих руках.
* * *
Знакомый жалуется, что никак не может найти повод для развода, полюбил другую, но с женой вроде неплохие отношения…
Раневская советует:
– Любые прекрасные отношения можно испортить, начав выяснять их.
* * *
С врачами и медициной у Раневской отношения были своеобразными.
Пережившая лихие годы гражданской войны буквально на хлебе и воде, а иногда и без хлеба, она потеряла здоровье и восстановить его уже не смогла. Сильнейший диабет, инсульты, несколько операций… Бесконечные походы к врачам и больницы не заставили великую насмешницу считать себя несчастной из-за отсутствия здоровья, напротив, она шутила и из-за своих болезней тоже. Чего стоит одна фраза «если больной хочет жить, медицина бессильна»! А несчастий на ее долю хватило и без болезней. И все же отношения с врачами и болезни были одной из ярких тем для острословия великой Раневской.
* * *
– Фаина, – интересуется вечная подруга-соперница (вернее, соперница-подруга) по театру Вера Марецкая, – много у тебя хронических болезней?
Сама Марецкая в то время была уже смертельно больна, она долго боролась с раком.
Раневская надолго задумывается.
– Что, не можешь припомнить?
– Нет, пытаюсь вспомнить те болезни, которых не имею. Пожалуй, только простатит и облысение…
Вредная профессия – чиновник
Раневская ненавидела разного рода собрания, заседания и выступления с трибуны, считая пафосные речи профанацией. При любой возможности увиливала от обязательного посещения профсоюзных собраний, различных лекций, которые очень любил устраивать, например, Завадский, политинформаций и собраний труппы.
Но если уж попадала на какое-то мероприятие, то ее присутствие становилось мучением для выступающего. Басовитый голос Раневской то и дело слышался с места, мало того, ее комментариев ждали и потому прислушивались нарочно.
Меткие саркастичные реплики неизменно вызывали смех в зале, сводя на нет все усилия чиновников придать вес своим выступлениям.
Постепенно в театре пришли к выводу, что лучше не замечать отсутствия Раневской, чем терпеть ее присутствие.
Больше всего Раневская не любила чиновников, твердя, что это самая вредная профессия – никто больше их вреда человечеству не приносит. Когда ей напоминали, что чиновники просто необходимы и без их усилий мало что двигалось бы, Раневская советовала чиновникам работать, а не выступать, причем работать бесплатно, если они такие полезные.
Особенно она не любила чиновников от культуры, которые только и умели, что ставить палки в колеса и запрещать.
Не любила выступления с трибуны своих коллег:
– Если есть что сказать, выйди к краю рампы и скажи. Зачем на эту будку с графином взбираться?
* * *
– Мы работники культуры! – вещает очередной чиновник.
Раневская громко продолжает:
– …и бескультурья.
* * *
На собрании:
– Фаина Георгиевна, вам слово, но времени осталось очень мало, потому, пожалуйста, очень-очень коротко, буквально одну фразу.
Раневская выходит к трибуне, оглядывает зал, внушительно прокашливается и произносит своим знаменитым низким голосом:
– Спасибо за внимание.
Поворачивается к председательствующему и смущенно добавляет:
– Короче не сумела…
* * *
На профсоюзном собрании Раневской, которая села поближе к выходу, явно намереваясь выскользнуть сразу после начала под предлогом похода в туалет:
– Фаина Георгиевна, что же вы сели в стороне, присоединяйтесь к коллективу.
– Спасибо, мне и здесь хорошо. Орлы летают в одиночку, это бараны пасутся стадами.
* * *
Чиновник возвышенно:
– Талантливый человек талантлив во всем!
Раневская довольно громко:
– С идиотами так же.
* * *
Услышав с трибуны «нам бы хотелось…», Раневская вздыхает:
– Хотелось бы, чтобы не только хотелось…»
Эта фраза мгновенно разлетелась по Москве без авторства.
* * *
– Самая вредная работа у чиновников.
– Вы ничего не путаете, Фаина Георгиевна?
– Ничуть. Больше, чем они, вреда не приносит никто.
* * *
Чиновница:
– Готовность жертвовать собой ради общего дела – это богатство советского человека!
Раневская:
– Вот почему актеры бедные…
* * *
Чиновник рассуждает с трибуны о достоинствах прожитых актером лет…
Раневская вздыхает:
– Неужели М так постарел, что, кроме возраста, и говорить уже не о чем?
* * *
Чиновник с пафосом вещал с трибуны о бездарном режиссере:
– …и оставил свой след в искусстве…
Раневская не удержалась, чтобы не добавить:
– …грязный, вонючий и несмываемый…
* * *
«Вышли мы все из народа…»
– Вот именно, они вышли, а народ остался сам по себе…
* * *
«Наша цель – коммунизм».
– Если стрелять собрались, то к чему тогда расхваливать, а если двигаться к нему, то такой путь ползком не преодолеешь.
* * *
«Скромность украшает человека».
– Но у нас актрисы красивые, им лишнее украшение ни к чему…
* * *
– На что рассчитывал Хрущев, обещая нынешнему поколению коммунизм, что он не переживет это поколение или что поколение не проживет так долго?
* * *
– Раньше за оскорбление вызывали на дуэль, а теперь на партсобрание.
* * *
Завадский на репетиции произносит очередную сентенцию и призывает всех подумать над каким-то вопросом:
– Одна голова хорошо, а…
– …с телом куда лучше! – успевает вставить Раневская, мгновенно разрушая весь пафос выступления режиссера.
– Вот почему актеры бедные…
* * *
Завадский на собрании труппы:
– Сезон обещает быть хорошим…
Ознакомительная версия.
