Ознакомительная версия.
Бросив все версальские дела и утехи, Мориц целиком отдался молниеносной подготовке и не менее стремительному осуществлению задуманного предприятия.
Он собрал со своих богатых парижских любовниц и уже сильно обедневшей матери все, что только мог, и помчался в Митаву.
Приключения графа Морица Саксонского в Курляндии
Для того чтобы стать мужем Анны Ивановны, Морицу предстояло получить согласие дворянского курляндского сейма, имевшего право выбирать герцога по своему усмотрению. И здесь счастье улыбнулось Морицу — его избрали герцогом. Но решение сейма требовало дальнейшего утверждения королем Польши и согласия на то российской императрицы, так как Курляндия по юридическому статусу зависела от двух этих стран. Казалось, что отец Морица, занимавший трон Польши, несомненно утвердит его избрание, но не тут-то было: политика взяла верх над родительскими чувствами, и Август воздержался от одобрения.
И уж совсем никаких надежд не мог связывать Мориц с русской императрицей, если ситуация не соответствовала ее политическим планам.
А случилось так, что в это же самое время Екатерина I решила, что герцогом Курляндии должен стать Меншиков, который и отправился в Ригу с внушительным кавалерийским отрядом. В Митаву же для переговоров с сеймом поехал Василий Лукич Долгорукий — влиятельный член Верховного Тайного совета и опытный дипломат.
Вскоре в Митаву прибыл и Меншиков, где встретился со своим соперником — претендентом на курляндский трон.
Желая сразу же поставить Морица на место, Меншиков первым делом спросил:
— А кто ваши родители?
Мориц ответил вопросом на вопрос:
— А кем были ваши?
Курляндское дело в конце концов закончилось ничем для обоих соискателей. Причем Мориц потерпел двойное фиаско — он не только лишился перспективы завладеть троном, но и получил отказ в своих матримониальных намерениях. Последнее же обстоятельство связано было с комическим эпизодом, более смахивающим на фарс.
…Дело было в том, что Мориц поселился во дворце своей невесты, в одном из его крыльев. Ожидая благополучного исхода сватовства, пылкий кавалер не оставлял без внимания и молодых придворных красавиц. Одной из его пассий оказалась фрейлина Анны Ивановны, которую граф Саксонский среди ночи пошел провожать домой.
Это было зимой. Во дворе замка лежал глубокий снег, и Мориц понес свою любовницу на руках. Внезапно Мориц обо что-то споткнулся и упал, уронив при этом фрейлину в снег. И вдруг он услышал пронзительные женские крики. Кричала не только испуганная фрейлина, но и кто-то еще. Оказалось, что Мориц упал, споткнувшись о спящую пьяную кухарку с черной дворцовой кухни, где готовили для конюхов, кучеров и младших слуг. Падая, Мориц уронил на нее свою любовницу. Обе женщины, страшно испугавшись, начали пронзительно кричать. Во дворце возник переполох, проснулись все его обитатели, и в их числе Анна Ивановна, получившая очевидное доказательство того, что представляет собой ее жених.
Понимая, что ситуация сложилась весьма для него неблагоприятно, Мориц все же проявил упорство и оставался в Митаве до тех пор, пока туда не пришли четыре русских полка под командованием генерала Ласи. Мориц бежал, на рыбацкой лодке переправился через реку Лиелупа и затем добрался до Данцига.
Так завершилось очередное несостоявшееся замужество Анны Ивановны.
Еще одна ретирада герцогини Курляндской в Петербург
После всего произошедшего митавский герцогский двор вконец опостылел неудачливой невесте, жестоко обманутой коварным и корыстолюбивым женихом. Тем большую ценность приобрел в ее глазах не столь уж далекий императорский двор Северной Пальмиры.
Более всего петербургский двор привлекал Анну Ивановну своими беспрерывными празднествами и богатством.
Приезжая в Петербург, Анна Ивановна чувствовала себя своей среди окружения Екатерины I. Посланником герцогини Курляндской в Петербурге или, как тогда говорили «резидентом» был швед Рейнгольд-Густав Левенвольде, бывший офицер Карла XII, перешедший на русскую службу после поражения шведов под Полтавой. Он был любовником Анны Ивановны и честно соблюдал ее интересы в Петербурге, ибо в значительной мере эти интересы были и его собственными. Левенвольде был фаворитом и императрицы Екатерины, и потому, как порядочный человек, офицер и дворянин, должен был заботиться и о ее интересах, которые, впрочем, тоже были в какой-то мере и его собственными.
Молодой красавец Рейнгольд-Густав Левенвольде, происходивший из древнего аристократического немецкого рода, осевшего в Ливонии еще в XIII веке, сначала был камер-юнкером Екатерины, а при ее восшествии на трон стал камергером. 24 октября 1726 года Рейнгольд-Густав Левенвольде и его брат Карл-Густав получили титул российских графов. Вслед за тем Рейнгольд стал кавалером российского ордена Александра Невского и, кроме того, получил осыпанный бриллиантами портрет Екатерины для ношения на шее.
Теперь мы на время оставим Густава Левенвольде, чтобы вскоре снова встретиться с ним и его братом при обстоятельствах чрезвычайных.
Заключительные аккорды царствования Екатерины I
Теперь же возвратимся к новой самодержице — Екатерине I. Вступив на престол, она все чаще стала болеть и вскоре почти совсем отошла от государственных дел, целиком передав их Меншикову, сила и влияние которого росли день ото дня. Постепенно он становился уже не «полудержавным властелином», как при Петре, а пожалуй, почти самодержцем. Это заставило «верховников» опасаться того, что Светлейший скоро превратит их не более чем в марионеток.
Врагами Меншикова оказались Толстой и Голицын, а вне среды «верховников» — все еще очень влиятельный де Виейра.
В апреле 1727 года Екатерина I тяжело заболела, и Меншиков нашел повод показать своим более серьезным и сильным противникам, чем де Виейра, что шутки с ним по-прежнему плохи и что всех его недоброжелателей ждет печальный конец. К тому же Меншиков был злопамятен и не простил своему ненавистному шурину брака с его сестрой, состоявшегося вопреки его воле, по приказу самого Петра I.
И когда в апреле 1727 года Екатерина заболела, де Виейра, по приказу Меншикова, был арестован и обвинен в том, что во время болезни императрицы якобы «не только не был в печали, но и веселился, и плачущую Софью Карлусовну (Скавронскую, родную сестру Екатерины — В. Б.) вертел в танцах и говорил ей: „Не надобно плакать“. В другой палате сам сел на кровать… говорил ее высочеству цесаревне Анне Петровне: „О чем печалишься? Выпей рюмку вина“».
Ознакомительная версия.
