Способны ли, и в какой мере, другие люди поверить мне и положиться на меня?
Ответственно ли я отношусь к своему здоровью, не разрушаю ли его вредными привычками?
Справляюсь ли я со своей обязанностью хозяина дома?
Чему я уделяю больше внимания в заботе о детях — на их здоровье, умственное развитие, внешний вид или их душевное устроение?
Чем я жертвую для ближнего? Или я только желаю и жду жертвы от него?
Как часто я поступаю по принципу: „Если нельзя, но очень хочется, то можно“?
Насколько часто я забываю то, что мне поручается?
Насколько добросовестно я выполняю порученное мне дело и всегда ли отношусь к работе с должным старанием?
Как относятся друг с другом мои увлечения и мои обязанности? Способен ли я делать незаметное, тяжелое дело на благо других, не ожидая похвалы и благодарности?
Как часто я откладываю на завтра то, что можно сделать сегодня? Тружусь ли я, когда это необходимо, но кажется, что нет больше сил, или тотчас, почувствовав легкое недомогание, беру больничный?»
Прочитав эти вопросы, я подумала о том, что выводы о чувстве ответственности отца однозначны. Мне кажется, что духовная суть человека определяется мерой его ответственности перед Богом, людьми, перед своей страной.
Как-то митрополит Антоний (Сурожский) на проповеди сказал: «Давайте немного помолчим и перед Богом и самим собой ответим на вопрос: живу я или прозябаю?» Действительно, как важно хотя бы раз в жизни остановиться и, хорошенько подумав, честно ответить себе на этот вопрос. Оглядываясь на весь пройденный отцом жизненный путь, можно без колебания сказать, что его жизнь никогда не была прозябанием. Даже вечер жизни, когда подступают немощи, болезни, когда жизненный круг сужается, когда не всегда есть возможность даже выйти подышать свежим воздухом, когда приходят скорби от потери близких и дорогих сердцу людей. Каким будет этот вечер жизни, зависит от устроения и устремления души человека.
Мне выпало счастье видеть отца каждый день, и могу сказать, что вечер его жизни был прекрасен. Конечно, этого не понять тому, кто ищет в жизни удовольствия, благополучия, покоя. Жизнь христианина, по слову Спасителя, скорбна. К такому, единственно правильному пониманию жизни он был подготовлен с раннего детства. Высшим счастьем для него было то, что он сполна выпил со своим народом чашу и страданий, и радостей. «Оглядываясь назад, человек моего возраста все раскладывает по полкам, — говорил он. — Хорошо ли прожита жизнь? Считаю, что хорошо. Я счастлив, что родился русским человеком. И разделил со своим народом в минувшей войне горечь многих потерь и счастье Победы».
Тяжелая болезнь усугублялась, но отец продолжал трудиться с той же присущей ему глубочайшей ответственностью — писал воспоминания о прожитой жизни. Работу над книгой, принимая во внимание и травлю, и опалу, и необычайную эмоциональную нагрузку снова пережить в памяти тягчайшую из войн, да и многое другое, можно назвать еще одним подвигом отца[34]. Особо хотелось бы отметить, что в книге он ни с кем не сводил счеты. Однажды он спросил у Белобородова: «Афанасий Павлантьевич, а Вы собираетесь писать воспоминания о войне?» Тот ответил, что собирается. «Правильно, — заметил отец, — только не вздумайте сводить счеты, с кем поспорили».
Он превозмогал страшные боли (после инсульта был поражен тройничный нерв), не жаловался, отклонял предложения врачей о введении промедола — обезболивающего препарата наркотического свойства: «Вы что, наркомана из меня хотите сделать?!» И терпел, терпел. Только молча суровел, сжимался, иногда замолкнув на полуслове. Когда острая боль притуплялась, утешал смертельно больную и всегда переживавшую за него маму: «Все идет к лучшему. Ты не думай, что это говорится для того, чтобы тебя успокоить. Нет, нет. Все идет к лучшему».
Какой будет осень жизни человека и какие плоды она принесет, зависит от того, что посеял в жизни человек, как растил посеянное. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную (Гал 6, 7).
Святитель Иоанн Златоуст, сам претерпев много страданий, так объяснял их смысл: «В борьбе дух человеческий укрепляется самими испытаниями, которые он претерпевает. Такова природа скорбей: они возносят превыше всех страданий тех, кто испытывает их спокойно и великодушно. Деревья, вырастающие в тени, лишены крепости и становятся неспособными производить плоды; те же, которые предоставлены всем переменам воздуха, порывам ветра, лучам солнца, полны силы, одеваются листьями, покрываются плодами». Что же это за плоды? Это — плоды духа.
В середине 1960-х годов отца посетил на даче водитель, который работал у него во время войны, А. Н. Бучин. Позже он вспоминал:«…незлобивость, которая всегда была в характере Жукова, начинает прорываться с годами как чуть ли не христианское смирение. Чудно это было мне… Что особенно удручало — все нарастающее всепрощение»[35]. Что ж, душевный человек не принимает того, что от Духа Божия…
* * *
В 1971 году будущий Патриарх Московский и всея Руси Пимен пригласил отца на свою интронизацию и духовный концерт. Он по болезни пойти не смог. Ходили мы с мамой. Концерт состоялся в Большом зале Московской консерватории. Во время антракта Его Святейшество принял нас и благословил. Моя мама, поздравив его от имени отца, попросила его молитв: «Помолитесь Всевышнему о здравии моего мужа». Больше она не просила ничего, хотя сама умирала от рака. Ей было тогда 45 лет. Его Святейшество обещал помолиться, что, как говорят, исполнил буквально на следующий день.
Вскоре была выпущена по-своему уникальная пластинка с записью духовного концерта. Отцу позвонил генерал-майор Алексей Митрофанович Зазулин, через которого и было передано приглашение, и сообщил, что хочет привезти ее ему на дачу. Как он рассказывал мне, отец был обрадован: «Да-да, я очень хочу послушать этот духовный концерт. Я ведь скоро Богу душу отдам». Отец не сказал «умру», или «отойду в мир иной», или еще как-то (русский язык богат!), а именно «Богу душу отдам».
Пару лет назад ко мне в гости пришел один священник, игумен, который давно молится о упокоении души отца, почитает его. На столе у меня лежали фотографии, приготовленные к съемкам новой телевизионной передачи. Мой гость заинтересовался ими и, просмотрев их, с изумлением остановился на одной. После продолжительной паузы он сказал мне, что знал одного Жукова, который прожил жизнь жертвенную, «за други своя», жизнь героя, но никак не догадывался, что маршал прожил еще одну жизнь. Жизнь эта была полна скорбей, предательств, одиночества, травли, клеветы, болезней. И именно этим путем Господу Богу угодно было провести его до тех пор, пока он не стал таким, как на той фотографии. На ней запечатлен удивительно просветленный человек, примирившийся со всеми обстоятельствами жизни, но не сломленный ими. Никто никогда не узнает, что произошло в его душе прежде, чем он стал таким. Претерпевшим до конца…
