– Но я не сего требую от вас, – сказала государыня, – а желаю знать ваше мнение.
– В таком случае, – продолжал Панин, – я считаю долгом представить вашему величеству, в чем именно нахожу устав сей неудобоисполнительным.
Екатерина встала со своего места, отошла к окну и, подозвав к себе Панина, сказала:
– Сядем. Здесь я лучше смогу выслушать ваше мнение.
Тогда Панин стал делать замечания по каждой статье устава и объяснять свои мысли, а императрица карандашом записывала его слова.
– Я во многом одобряю ваши замечания, – сказала Екатерина, когда Панин закончил говорить, – но по некоторым статьям еще поспорю. Для этого приглашаю вас ко мне обедать.
После этих слов, подав Панину руку, она громко, чтобы слышали все, произнесла:
– Сегодня я удостоверилась, что у меня есть Сенат и сенатор.
Генерал-прокурор князь А.А. Вяземский представил императрице сенатское решение по какому-то делу. Екатерина утвердила решение своей подписью «Быть по сему». Подписанный указ перешел от генерал-прокурора к обер-прокурору, потом к обер-секретарю, секретарю и, наконец, к дежурному чиновнику для отсылки по назначению. Чиновник этот был горьким пьяницей и, когда остался один в экспедиции, послал сторожа за водкой и напился пьян. При разборе бумаг ему попалось на глаза решение, подписанное императрицей. Прочитав подпись «быть по сему», он сказал: «Врешь! Не быть по сему!». Затем, взял перо и исписал всю страницу словами: «Врешь! Не быть по сему!»
На следующее утро, когда он уже проспался и ушел домой, в экспедиции нашли эту бумагу и обмерли со страху. Дали знать князю Вяземскому, который тотчас поехал с этим испорченным сенатским решением к императрице и бросился к ней в ноги.
– Что такое? – спросила Екатерина.
– У нас несчастье, ваше величество. Пьяный дежурный испортил подписанный вами указ.
– Ну, так что же? Я подпишу другой. Но я вижу в этом перст Божий. Должно быть, мы решили неправильно. Пересмотрите дело.
Дело пересмотрели, и первоначальное решение оказалось неверным.
Правитель канцелярии графа Безбородко Д.П. Трощинский был умным и добросовестным чиновником, но бедным. Во время болезни своего начальника он удостоился чести ходить с докладными бумагами к императрице. Екатерина, видя его способности и усердие, однажды по окончанию доклада говорит:
– Я довольна вашей службой и хотела бы сделать вам что-нибудь приятное. Скажите, пожалуйста, чего бы вы желали?
– Ваше величество, – ответил с некоторым смущением Трощинский, – в Малороссии продается хутор, смежный с моим. Мне хотелось бы его купить, да не на что. Если будет ваша милость…
– Очень рада, очень рада!.. А что за него просят?
– Шестнадцать тысяч, государыня.
Екатерина написала на листке бумаги несколько строк, сложила и отдала ему. Восхищенный Трощинский пролепетал какую-то благодарность, поклонился и вышел. Развернув бумагу, он, к своему величайшему изумлению, прочитал, что императрица, кроме приказа купить в его собственность просимый хутор, приписала «присоединить к нему триста душ из казенных смежных крестьян». Пораженный этой неожиданностью, Трощинский поспешил вернуться в кабинет Екатерины.
– Ваше величество, это чересчур много. Мне неприличны награды, какими вы удостаиваете своих приближенных. Что скажут Орловы, Зубовы?
– Мой друг, – с кротостью ответила Екатерина, – их награждает женщина, а вас – императрица.
Екатерина обыкновенно вставала в шесть часов утра и, чтобы никого не беспокоить, зимою сама растапливала камин, после чего садилась за письменный стол и занималась делами. Однажды, выглянув нечаянно в окно, выходившее на задний двор, она увидела старушку, которая гонялась за курицей и никак не могла ее поймать.
– Что это за старушка и что за курица? – спросила императрица, позвав камердинера.
Тот принес ответ:
– Государыня, это бедная старушка ходила к своему внуку, который служит поваренком на придворной кухне. Он дал ей курицу, а она выскочила из кулечка и побежала.
– Глупенький. Эдак он измучит свою бабушку. Ну, если она так бедна, давайте ей из моей кухни всякий день по курице, но только битой.
Старушка до конца своей жизни пользовалась этой милостью императрицы.
Однажды, занимаясь, по обыкновению, после обеда делами, Екатерина встретила надобность в какой-то справке. Она позвонила в колокольчик, но на ее призыв никто не явился. Тогда государыня поднялась из-за стола, прошла в комнату, где дежурили чиновники, и увидела, что они играют в бостон.
– Сделай одолжение, – обратилась Екатерина к одному из игравших, – сходи справиться по этой записке, а я, между тем, поиграю за тебя, чтобы не расстроить вашей партии.
Императрица села на его место и играла все время, пока он ходил исполнять ее поручение.
Портрет Екатерины II в виде законодательницы в храме богини Правосудия. Художник Дмитрий Левицкий. Начало 1780-х
В 1770 году по случаю победы, одержанной российским флотом над турецким при Чесме, митрополит Платон в Петропавловском соборе в присутствии императрицы Екатерины Алексеевны и всего двора произнес речь, замечательную по силе и глубине мыслей. И вот вития, к изумлению слушателей, неожиданно сошел с амвона и приблизился к гробнице Петра Великого.
– Восстань теперь, великий монарх, отечества нашего отец! – воскликнул он, прикоснувшись к могильной плите Петра. – Восстань и воззри на любезное свое изобретение.
Эти слова у многих вызвали слезы восторга. Только мудрый Разумовский мрачно заметил:
– Чего вин его кличет? Як встане, всем нам достанется.
Из всех российских монархов, наверное, хуже всех относилась к первопрестольному городу Российской империи Екатерина II. Она много раз приезжала в Москву, заботилась об ее благоустройстве, но побаивалась москвичей. Возвращаясь из Крыма, Екатерина усмотрела, что москвичи нарочно посыпали улицы песком и покрасили фонарные столбы в темно-серый цвет, намекая на близость кончины императрицы. В Успенском соборе архимандрит, произносивший проповедь, показался ей революционером. «Меня здесь погребают, – жаловалась она митрополиту Платону, – да и проповедник ваш, должно быть, мартинист. Посмотрите на него: кости да кожа, весь высох».
«Я вовсе не люблю Москвы, – признавалась Екатерина в своих записках. – Москва – столица безделья. Никогда народ не имел перед глазами больше предметов фанатизма, как чудотворные иконы на каждом шагу, попы, монастыри, богомольцы, нищие, воры, бесполезные слуги в домах; площади которых огромны, а дворы – грязные болота. Обыкновенно каждый дворянин имеет в городе не дом, а маленькое имение. И вот такой сброд разношерстной толпы, которая всегда готова сопротивляться доброму порядку и с незапамятных времен возмущаться по малейшему поводу».
