А мы с Васей отправились к Сэму играть в карты. Играть в карты я не люблю, но просто посидеть поболтать хотелось. Осточертело это однообразное пребывание на позиции, один и тот же пейзаж каждый день перед глазами, и честно говоря, хотелось каких-нибудь перемен.
-- Ну а что? - сказал Вася, сгребая ладонью розданные карты, - вот тебе и перемена. Новый начальник, по новому метет, что-нибудь придумает, чтобы личный состав не маялся от безделья. У нас ходы сообщения от землянок к минометам не доделаны? Не доделаны! Вот - будет заставлять доделывать.
-- Что-то хреновая и странная тишина у нас тут. Как у Христа за пазухой, - заметил я, рассматривая свою сдачу - расклад карт был весьма скверным. - Никто нас не трогает, не стреляет. Ну, мины не в счет - это не активно.
Сэм покачал головой:
-- Не все так просто, Паша. Пока мы никого не трогаем, и нас никто не трогает.
-- А собственно почему?
-- А почему нас в феврале в Грозный на аэродром "Северный" не отправили? В последнюю минуту все отменили?
Я помнил этот солнечный, но очень сырой день - обычная погода для Дагестана. Накануне вечером был получен приказ об отправке сводного батальона в Грозный. Можете мне не верить, но энтузиазм был колоссальный. Лица славянской, татарской, и прочих некоренных национальностей чуть ли не в драку лезли за право попасть в него. Я сам с чувством глубокого удовлетворения узнал, что поеду в составе минометной батареи. Вечером написал всем родным письма (читай - завещание), но мысль об отказе в моей голове даже не возникла. Тем большее разочарование пережил я утром, когда на плацу объявили о том, что минометной батареи в составе батальона не будет.
Мои бойцы почти плакали. Правда, некоторых перевели в пехоту, заполнив недостающие бреши, и они мигом начинали улыбаться. Брали только солдат, прослуживших не менее года, и стрельбы у нас были регулярно. И кроме автоматов давали и гранаты метать, и из РПГ стрелять, так что худо - бедно они представляли себе, что от них потребуется.
Я же, в полном расстройстве ушел с плаца прямо домой - на съемную квартиру и весь день провалялся на диване, смотря в телевизор и распивая пиво. Наряда у меня в этот день, (само собой - ведь планировалась же отправка), не было, и в суматохе обо мне никто и не вспомнил.
Этим же вечером приказ отменили, о чем я узнал на следующее утро, и, надо признаться, испытал чувство некоторого злорадства...
-- Ну и почему не отправили? - спросил я достаточно заинтересованно.
-- Ха, - сказал Сэм, - почему? Там наверху, (он показал пальцем в небо и даже закатил глаза), я не знаю, конечно, кто конкретно, но тот, кто может это решить, из дагов, естественно, просили не вводить часть из Дагестана в Чечню. Они, дескать, против этой войны, и достаточно того, что соблюдают нейтралитет и удерживают свои "горячие головы" от выступления. За чехов, само собой.
-- Ну и...
-- Ну и не ввели. Не стали ссорить два братских народа.
-- А теперь почему разрешили?
-- А потому, что совсем уж ругаться с Ельциным тоже не захотели, вот и пришли к компромиссу - выдвинуть бригаду на охрану границы, перекрытие перевалов, и прочее, а на территорию Чечни все равно не входить. Короче, и нашим, и вашим.
Сэм замолчал, рассматривая карты, и объявил заход по козырю.
-- И чехи нас здесь не трогают пока, боятся в единоверцев попасть. Проблемы потом...
-- А мины ставят, - неожиданно зло процедил Вася сквозь стиснутые зубы.
Но Сэм не смутился:
-- Мы же тоже местность обстреливаем... И потом, засады ночью не устраиваем на них. А мины утром саперы уберут... Почти тренировка.
-- Откуда ты все знаешь? - не выдержал я.
Сэм откровенно усмехнулся:
-- Ну уж я - то уж побольше твоего общаюсь с людьми. Обстановкой интересуюсь, а вы дрыхните целыми днями, как хорьки... А вот ты знаешь, Паша, что чехи тут недалеко от нас находятся.
-- Так можно же догадаться: кто-то по ночам вокруг лазает.
-- Ты ПНВ имеешь в виду? Брось - это техника, скорее, глючит... Дорогу справа от озера видел?
-- Спрашиваешь! Это та, которую со второго блока из пушек пытались камнями завалить?
-- Ну да. Так вот за поворотам, если еще немного проехать, находится Макажой, а в нем - чехи. Целая банда. Может они и лазают ночью. Пешком можно дойти как местные говорят, а на лошадях если, так вообще недалеко.
-- Чудные дела, - подал голос оставшийся "козлом" Вася, - странная война.
-- Очень странная, - сказал Сэм, - очень. Воевали - воевали, а теперь перемирие, и "отвести войска". За что боролись?
-- Косач пытался сорвать перемирие, - сказал я, и мы все захохотали.
"Отмороженный" Косач и правда пытался это сделать. Причем с помощью Поленого. И что самое прикольное, на абсолютно трезвую голову. Узнав из своего карманного радиоприемника об объявлении перемирия, замполит закричал: "А я против!". И столкнувшись лицом к лицу со мной, спросил:
-- Будем срывать перемирие?
-- Будем, - ответил я. - Перемирие - это преступление. Даешь войну до победного конца! Короче, давай. Только как? Ельцину позвоним?
-- Да брось ты дурака из себя строить! - обозлился Косач. - Хотя ты, может быть, и не строишь.
Я обиделся, но промолчал. На нашего замполита было бесполезно обижаться. Он все равно этого не понимал.
-- Объявили что? Объявили прекращение огня. Понял? А мы его нарушим. Сейчас пойдем к Семену, и из его пушек обстреляем Ведено... Я думаю, долетит - тут по карте всего - навсего двадцать километров по прямой.
Я начал прикидывать сам:
-- Так, максимальная дальность - четырнадцать километров. Плюс охеренное превышение... М-да...Знаешь, Леонид, может быть, и правда долетит.
Косач аж подпрыгнул:
-- Ну а я тебе о чем говорю? И я о том же!.. Все, пошли.
Мы нашли Сэма в депрессии и неге. Толком даже не выслушав нас, он загорелся идеей, и крикнул своих "монстров". Монстры нехотя появились, но увидев оживленного и повеселевшего командира, быстро зашевелились сами. Они заряжали орудия, а Косач дергал за спусковой рычаг.
-- С началом летней кампании! - съязвил наш славный политрук, и ускакал к штабу, бросив меня и Поленого в одиночестве.
Наверное, он помчался слушать радио - объявление о срыве мирного процесса ввиду открытия огня. Нам послушать радио он не давал, да честно говоря, не очень и хотелось. Даже на захват Буденновска отреагировали как-то вяло. Я, например, вообще узнал об этом почти случайно. В общем, замполит был какой-то неправильный. Вместо марксизма - ленинизма пропагандировал анархию, вместо политинформации производил глубокое умалчивание. Зато не по теме разговаривал много и с удовольствием.
Прошло два дня и о своей болезни заявил Куватов. Он сильно чихал, кашлял и жаловался на невыносимую слабость во всем теле. Я положил ему руку на лоб. Лоб был очень горячим. Глаза тусклые, вялые. Я даже не усомнился, что он и правда заболел.
