Возможно, на решение солдата остаться на сверхсрочную повлияли и изменения, которые происходили в армии во второй половине шестидесятых годов, – к вопросам быта и учебы нижних чинов военное руководство не относились уже как к чему-то третьестепенному. Нельзя не заметить и некоторые новые особенности подхода к обучению в армии.
В одном из трудов, посвященных этому периоду российской истории, говорится, что установление обязательного обучения нижних чинов грамоте и отпуск денег на покупку учебных пособий, бесспорно, может быть отнесено к числу важнейших улучшений по военной части.
Вместе с тем отметим далее ситуацию, напрямую отражающую положение, в котором находились, в частности, солдаты Пензенского и Тамбовского полков. Недостаток офицеров, а также и разбросанность части войск по широким квартирам затрудняли полное применение «означенного», вследствие чего часть нижних чинов не могла быть обучена грамоте. Но, несмотря на это, жесткое требование обучения всех нижних чинов (да и предоставление к тому соответствующих средств) положительно сказалось на распространении грамотности в армии. Военное министерство имело теперь возможность возвращать Государству, взамен необученных рекрутов, «значительную массу» грамотных нижних чинов.
С 1867 года под общим контролем Военного ведомства принимается двухгодичный курс обучения нижних чинов грамоте и арифметике. В 1868 году повелено отпускать всем войскам на каждого рядового 10 копеек в год на приобретение учебных пособий.
В обязанности унтер-офицера Ивана Арефьева входило теперь помогать ротным офицерам приучать (а если необходимо, то и заставлять) молодых солдат к грамоте. К тому времени они сам мог читать рекрутам книжки с незамысловатым сюжетом, выбирал те из них, что, по его мнению, поинтересней, да и попроще. Вполне подходили для этого случая, например, лубочные «Забавные листы. Повесть о Бове Королевиче». Кстати – надо же! – был это изначально белорусский перевод с итальянского, который затем перевели на русский язык. Ставшие, благодаря А.С. Пушкину, «своими» короли Гвидон с Додоном, царь Салтан и множество других персонажей повстречались русскому человеку впервые именно в «Забавных листах».
Для Бовы, что «побивает… метлой… пятнадцать тысяч войска», побеждает в поединках богатырей и, между прочим, отказывается принять «веру латинскую» ради женитьбы на царевне, в итоге все заканчивается хорошо: получает он царство, где живет счастливо с женой и сыновьями. О чем еще мечтать солдату, сидя посреди пинских болот…
…Конечно, по прежнему основное время уходило у солдат на строевые занятия, обучение стрельбе и штыковому бою, опять жена изучение уставов. Всему, что сам знал и умел, Иван Арефьев старался научить новобранцев. Не давал роздыху ни себе, ни им – очень хотелось унтер-офицеру, чтобы в его отделении не осталось лодырей да неучей. Потому и рассказывал он молодым рекрутам, как в Кавказскую войну солоно приходилось бестолковым да ленивым и тем, кто плохо владел оружием.
Старый солдат, Арефьев, как и было принято, пользовался теперь большей личной свободой, мог чаще покидать роту, да и время наступило мирное. В воскресенье, начистив еще раз пуговицы на мундире, прихватывал Иван кулек конфет, а то и бутылку водки, купленную в шинке, и отправлялся на окраину города; здесь в небольшом домике поджидала его хозяйка – муж ее так и не вернулся после Дунайской кампании. (Познакомились они на рынке, где торговала женщина деревянной посудой и ягодой.) К приходу гостя стояли уже на столе сковорода с жареной картошкой да миска с медом.
И все же непривычно казалось здесь солдату. Почти полтора десятка лет провел он в боях и походах, и теперь такая жизнь, ровная да спокойная, не то чтобы тяготила, но стала приедаться – считай, порядком уж отдохнул за три-то года в тихих этих местах.
Самыми жестокими испытаниями были тут, пожалуй, сражения с тучами комаров, что атаковали солдат в летние месяцы. Особенно туго приходилось на учениях. В костры нарочно бросали сырые дрова – только густой дым мог разогнать зудящих кровопийц. Да только ненадолго это помогало.
Как-то в самом начале июня 1867 года отправился Иван по поручению командира роты в Штаб полка. Случилось так, что в тот день приехал в Бобруйск из 16-й пехотной дивизии поручик Домбровский. Направили его сюда, чтобы отобрал он опытных и надежных унтер-офицеров для сопровождения команды, формируемой из нижних чинов 16-й, 26-й и 27-й дивизий, для пополнения сибирских гарнизонов.
У штаба полка встретился ему Иван. Арефьев, увидев поручика, как положено, приветствовал его. Офицер сразу обратил внимание на солдата, на его выправку, знаки отличий.
Иван узнал офицера: в 1859 году совсем молодым подпоручиком тот был переведен в Тенгинский полк из Гренадерской дивизии.
Домбровский спросил фамилию солдата, вспомнил его, стал задавать вопросы: давно ли здесь, есть ли кто еще из 20-й дивизии… Иван отвечал охотно, не забыл он, что офицер никому обид не чинил, при вылазках всегда шел в первой шеренге с ружьем в руках.
Припомнил Иван поручику, как тяжело ранен был тот в одной из стычек в Нагорном Дагестане, думали даже, что не жилец уж молодой офицер.
Домбровский на это ответил: мол, пролежал в госпиталях два месяца, потом получил отпуск на полгода для долечивания. Уехал сначала к родителям в Дрогобыч, а потом «водичку пил в Трускавце… вроде, помогло».
Иван рассказал, что сюда переведен из 20-й дивизии, а служит с ним вместе Тимофей Евдокимов, тот самый, что раненного Домбровского перевязал и горцам лежавшего без сознания подпоручика не отдал. При этом самого солдата ранили в плечо, за это получил он Знак Военного ордена – солдатский Крест.
Ничего этого, оказалось, офицер не знал, не знал и имени своего спасителя, а как попал в 63-й Углицкий полк – так спросить и не у кого было.
Сказал Домбровский Ивану, зачем приехал он в 31-ю дивизию, пояснил, что все сопровождающие вернутся обратно в свои полки и за время пути будет положено им двойное содержание, а возможно, и отпуск. Предложил он унтер-офицеру, которому в полной мере доверял, отправиться с ним, а также позвать в дальнюю дорогу и Евдокимова. Сказал еще, что поохотимся, мол, там на медведей, и пошутил: «Если далеко заберемся, то и белых медведей повидаем». А потом объяснил, что белые медведи живут у северных льдов, вдвое побольше бурых будут и очень уж ловкие: когда на морского зверя – нерпу охотятся, так чтоб на снегу их не заметили, нос свой черный лапой прикрывают, хитрюги.
Иван войну припомнил: когда в поиск ходили, то рожу себе сажей иной раз мазали – так лунной ночью сподручнее и в непогоду с десяти шагов уж не видать…
