...А пока колонна повстанцев под командованием аргентинского врача Эрнесто Че Гевары подъезжает к кубинской столице и направляется к Гаванской гавани, где ей предстоит занять старинную крепость «Кабанья». Гарнизон сдается без единого выстрела. Победа! Война закончена!
Но не для коменданта крепости Гевары, который со своим соратником и другом Камило Сьенфуэгосом руководит разоружением воинских частей и полиции. В одном из первых своих выступлений по телевидению Че говорит о необходимости создать революционную милицию...
Только через сутки после прибытия в Гавану он как подкошенный от усталости и нервного напряжения последних дней падает в койку в своей комендантской каморке и засыпает на несколько часов...
Когда Эрнесто проснулся, за окном было темно, и только вспышки прожектора на маяке в гавани белым светом освещали квадрат стены, чем-то напоминавший экран телевизора. Через некоторое время ему стало казаться, что экран ожил: на нем появились близкие, родные лица, которые заговорили с ним как живые. Он так соскучился по ним за эти годы... Че спал, а в голове проносились милые сердцу воспоминания... Попробуем и мы с вами, читатель, «подключиться» к ним...
Вот они, мои старики, отец с мамой... Но почему они так изменились? — удивился Эрнесто. И тут же обожгла мысль: «Наверное, все эти годы беспокоились обо мне, переживали, ведь пресса и радио раза три за эти годы хоронили меня... А я так редко им писал... Бедная моя мама, не чающая души во мне, каково ей было читать, что Че Гевара погиб?! Боже, да у нее появились седые волосы!»
Да, сынок, я всегда очень любила тебя, может быть даже больше, чем остальных моих детей, всегда казнила себя за то, что простудила тебя и в результате — твои муки из-за астмы. Ну а редкие письма? Мы понимали, что не часто ты имел оказию, а пересылать по обычной почте «эзоповы послания» — невесть какая информация для нас. Помнишь твое первое письмо с войны в таком стиле?
Эрнесто, конечно, помнил: «Сперва я думал, что ничего не выйдет и наступит полный развал. Но шеф сумел стабилизировать, а потом даже исправить ситуацию. Теперь мне кажется, что через несколько месяцев он даже предоставит мне отпуск, если все... можно будет оплатить. С каждым днем я все лучше себя чувствую... и собираюсь с помощью шефа сделать карьеру»[131]. Правда, последнее его письмо из Мехико было более понятным: «Решил выполнить главные задачи жизни — выступить против порядка вещей с щитом в руке... Знаки зодиака — хорошие, предсказывают победу, но если ошибутся, думаю, что смогу сказать словами поэта: «И унесу с собой я в землю лишь грусть напева без финала». Победим или умрем»[132].
Ему припомнился даже разговор на эту тему с его другом Хорхе Селайя в Мехико:
Эрнесто: Твои родители, Хорхе, писали мне, что ты уже несколько лет ничего не сообщаешь о себе...
Хорхе: У меня не было времени...
Эрнесто: Революционер не должен забывать о родителях: о нас и так некоторые журналисты пишут, как о бездушных роботах... Всегда можно немного времени выкроить для семьи...
Хорхе: Ты прав, а сам-то часто писал из Мексики родителям? (Эрнесто вспомнил, как он покраснел тогда и пробормотал: «Да, мне тоже следовало бы почаще им писать»)[133].
На «экране» появился отец:
Знаешь, Тэтэ, Ильда тоже очень переживала, когда газеты сообщили о вашей гибели после высадки с «Гранмы». Она бросила все в Мехико и тут же уехала с дочкой домой в Лиму... Она шла как-то по городу, и у нее украли сумку со всеми документами и твоими стихами. (Эрнесто тут же вспомнил, как он сказал жене, прощаясь: «Возможно, что я умру, но революция победит, не сомневайся», как поцеловал ее в голову, как прижал к себе крошку Ильдиту — «ох ты мой маленький Мао!») (у дочки были с «китайским» разрезом глазки. — Ю.Г.)[134]). Я позвонил ей, — продолжал отец, и сообщил, что заказал для нее авиабилет до Буэнос-Айреса и что получили от тебя записку.
Да, добавила мама, мы были очень рады приезду Ильды и малышки. Из-за сильной жары мы поселились вместе с ними на ранчо. (Прим. авт.: Да, я помню тот знойный январь 1957 года в Буэнос-Айресе, когда термометр показывал в тени +44 при влажности воздуха в 95%!)
Послышался еще один знакомый голос: «А помнишь, Эрнесто, что ты сказал нашей дочурке при прощании? (Это Ильда, подумал Че): «Дорогая моя доченька, мой маленький Мао! Ты еще не знаешь, в каком трудном мире тебе предстоит жить. Когда ты станешь большой, весь этот континент, а может быть и весь мир, будет охвачен борьбой против великого врага. Возможно, меня уже не будет на земле, но пламя борьбы охватит континент»... Когда сообщили о твоей гибели, меня успокаивал старик Байо. Он говорил: «Че был лучшим моим учеником, он прекрасно усвоил то, что я преподавал. Я верю, что он не погиб»[135].
Эрнесто захотелось уже сейчас рассказать Ильде, что он связал свою жизнь с другой женщиной, извиниться перед ней, но сон крепко держал его в своих объятиях... Наконец он открыл глаза и, еще не ощутив границы между только «виденным» и явью, подумал: «Как они все меня любят. Я тоже их очень люблю. Надо пригласить стариков в Гавану и организовать переезд сюда Ильды и дочки»...
Родители не заставили себя ждать — получив приглашение, они тут же пустились в путь. Че встречал их в Гаванском аэропорту. Пока Эрнесто стоял в ожидании выруливавшего самолета, к нему подскочил какой-то шустрый газетчик:
— Какие у вас планы на ближайшее время, команданте? Войдете ли в состав нового правительства?
— Нет, я не войду в правительство, я всего лишь (! — Ю.Г.) майор Повстанческой армии, и, когда ситуация нормализуется, я вновь посвящу себя своей профессии врача. Хотелось бы уехать в Аргентину и немного отдохнуть от тягот двухлетних боев...
— А когда она нормализуется?
Гевара только пожал плечами. И был прав: до этого было еще далеко...[136]
Журналист попросил у него автограф, но Че отказал: «Я же не примадонна театра...»
Еще больше вопросов было от приехавших родителей. Мама спрашивала, что за человек Фидель, чем теперь они с ним занимаются, скоро ли переедут в Гавану Ильда с дочуркой, продолжает ли мучить ее Эрнестито астма. Отец поинтересовался, думает ли он заняться медицинской практикой.
— Знаешь, старина, — сказал Эрнесто. — Давай я тебе подарю свой диплом врача, ты ведь тоже Эрнесто Гевара, может быть, с этой профессией тебе повезет больше. И они оба рассмеялись.
— А как бы нам посмотреть остров на машине? — спросил Эрнесто-старший. Че стал серьезным:
