Ознакомительная версия.
Сегодня как раз обед старшин в Петровском дворце. Гибель тысячей едва ли прибавит им аппетита. Несколько трупов привезли в часть, расположенную на Тверской площади, против дворца генерал-губернатора. В Москве, по крайней мере, все просто делается: передавят, побьют и спокойно развозят при дневном свете по частям. Сколько слез сегодня прольется в Москве и в деревнях. 2000 человек — ведь это битва редкая столько жертв уносит. В прошлое царствование такого не было. Дни коронации стояли серенькие, спокойные. И царствование было серенькое, спокойное. Дни этой коронации ясные, светлые, жаркие. И царствование будет жаркое, наверно. Кто сгорит в нем и что сгорит? Вот вопрос! А сгорит наверное, многое и многое вырастет. Ах, как надо спокойного роста!..
Многие хотели, чтоб государь не ездил на бал французского посольства, то есть, иными словами, чтобы посольство отложило свой бал ввиду этого несчастия. Кривенко советовал это Воронцову-Дашкову и говорил: “Франция приобрела тотчас бы популярность, если бы отложила этот бал. Командир кавалергардов Шипов говорил: “Стоит откладывать бал из-за таких пустяков. Это всегда бывает при коронациях”.
А. С. Суворин. Дневник, 18 мая 1896 г.
На Ваганьковском кладбище трупы лежали в гробах и без гробов. Все это было раздуто, черно, и смрад был такой, что делалось дурно родственникам, которые пришли отыскивать своих детей и родных. Одна женщина сказала мне: “Я узнала брата только по лбу”.
Во время коронации у Набокова, который нес корону, сделался понос, и он напустил в штаны. <…>
Если когда можно было сказать: “Цезарь, мертвые тебя приветствуют”, это именно вчера, когда государь явился на народное гулянье. На площади кричали ему “ура”, пели “Боже, царя храни”, а в нескольких стах саженей лежали сотнями еще не убранные трупы.
А. С. Суворин. Дневник, 19 мая 1896 г.
1-го июня был на Ваганьковском кладбище и видел там могилы погибших на Ходынке.
Чехов. <Дневниковые записи >, 1 июня 1896 г.
На Ваганьковском кладбище был с Чеховым неделю спустя после катастрофы. Еще пахло на могилах. Кресты в ряд, как солдаты во фрунте, большею частью шестиконечные, сосновые. Рылась длинная яма, и гроба ставились друг около друга. Нищий говорил, что будто гробы ставились друг на друга в три ряда.
А. С. Суворин. Дневник, 6 июня 1896 г.
Присутствовал в Художественном театре на представлении пьесы Чехова “Дядя Ваня”. Общее впечатление от пьесы получилось самое тяжелое. Невольно приходила в голову мысль, для чего такая пьеса ставится и какой конечный вывод из нее можно сделать. Публика сидит тихо, слушает внимательно, притаив дыхание, и все ждет — что будет. В третьем акте чувствуется сильное напряжение, раздаются два выстрела, — выстрелы все-таки нелепые, особенно второй, когда дядя Ваня среди всех гонится за профессором, как за зайцем, и на виду у всех стреляет в него. В зрительном зале одновременно делается истерика у трех дам, которых мужья (?) тащат на руках по рядам кресел. <…>
Но в чем смысл и настроение “Дяди Вани”? Пьеса эта изображает современную жизнь — жизнь нервных и расстроенных людей. Сам дядя Ваня в конце ХIХ столетия всю жизнь свою посвящает работе не детям своим, не родителям, не государству, а крайне антипатичному профессору... <…> Таким образом, среди всех этих, по-видимому, умных и хороших людей — дяди Вани, Астрова и Сони, работающих честно с ним в дружбе, — довольно было появиться глупому профессору и самке-жене молодой, чтобы всех сбить с панталыку. Где же сила и мощь России — в ком из них? Чем все это объяснить — силой глупости профессора или слабостью всех других, непонятно.
Вообще, появление таких пьес — большое зло для театра. Если их можно еще писать, — то не дай бог ставить в наш и без того нервный и беспочвенный век. <…> На представлении “Дяди Вани” присутствовали великий князь <московский генерал-губернатор Сергей Александрович> с великой княгиней <…>
А может быть, я по поводу пьесы “Дядя Ваня” ошибаюсь. Может быть, это действительно современная Россия, — ну тогда дело дрянь, такое состояние должно привести к катастрофе.
В. А. Теляковский. Дневник, 22 ноября 1899 г.
Присутствовал в Михайловском театре на представлении “Трех сестер” Чехова. В театре были государь император <Николай II>, государыня императрица, великие князья Владимир и Сергей Александровичи, великие княгини Елизавета Феодоровна, Ксения Александровна и Мария Георгиевна. Спектакль прошел очень хорошо — театр был полон. Прекрасно пьеса разыграна и особенно поставлена, режиссерская часть очень хороша. После спектакля все в царской ложе остались довольны представлением, а государь император, уезжая, сказал мне, чтобы я передал всем артистам его благодарность и похвалу за прекрасное исполнение пьесы. Сама пьеса произвела, по-видимому, сильное впечатление, и государь сказал, что такую пьесу изредка интересно видеть, но исключительно такой репертуар тяжело выдержать.
В. А. Теляковский. Дневник, 13 марта 1902 г.
По какому-то поводу зашел разговор о Николае II. Антон Павлович сказал: “Про него неверно говорят, что он больной, глупый, злой. Он — просто обыкновенный гвардей-ский офицер. Я его видел в Крыму. У него здоровый вид, он только немного бледен.
С. Л. Толстой. Очерки былого
А. П. Чехов пишет какую-то большую вещь и говорит мне: “Чувствую, что теперь нужно писать не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честного”. Полагает, что в России ежегодно, потом ежемесячно, потом еженедельно будут драться на улицах и лет через десять додерутся до конституции. Путь не быстрый, но единственно верный и прямой. Вообще А. П. очень много говорит о конституции, и ты, зная его, разумеется, поймешь, о чем это свидетельствует.
М. Горький — В. А. Поссе, после 14 (27) ноября 1901 г. Олеиз
Последнее письмо я получил от него из-за границы, в середине июня 1904 года, живя в деревне. Он писал, что чувствует он себя недурно, заказал себе белый костюм, огорчается только за Японию, “чудесную страну”, которую, конечно, разобьет и раздавит Россия.
И. А. Бунин. Чехов
И последние его дни были омрачены глубокой скорбью за Россию, были взволнованы ужасом кровопролитной, чудовищной японской войны...
А. И. Куприн. Памяти Чехова
Вера
Скажу только, что в вопросах, которые Вас занимают, важны не забытые слова, не идеализм, а сознание собственной чистоты, т. е. совершенная свобода души Вашей от всяких забытых и незабытых слов, идеализмов и проч. и проч. непонятных слов. Нужно веровать в Бога, а если веры нет, то не занимать ее места шумихой, а искать, искать, искать одиноко, один на один со своею совестью...
Ознакомительная версия.
