На следующий день партизаны двинулись к селу Бараколь. Впереди, рядом с комбригом, шёл Витя.
Партизаны уничтожили орудия, танки. Фашисты в Бараколе были разгромлены.
* * *
Новое задание. Разведка в деревне Эйсерес. Витя был вместе с больным отцом.
Им удалось всё разузнать: и о количестве войск, и об их орудиях. Теперь надо скорей уходить.
Как нарочно, в тот вечер на улицах было много солдат.
Витя, может быть, и сумел бы незамеченным ускользнуть из деревни, но Михаил Иванович едва шёл, его шатало. Вряд ли он смог бы, не обратив на себя внимания, выйти в поле.
И Витя придумал, как быть.
Он вынул гармошку и, подойдя к группе солдат, стал наигрывать немецкую песенку. Он фальшивил, немецкий солдат начал подпевать, поправляя его, к нему присоединились и другие. Витю окружили. Он заиграл «Катюшу».
Витя тянул время, чтобы дать уйти отцу. Он переходил от одной песенки к другой.
Из хат выходили крестьяне, стояли, слушали.
И вдруг Витя заиграл:
По военной дороге
Шёл в борьбе и тревоге
Боевой восемнадцатый год…
Он видел, как стали приближаться женщины, подростки: из дома вышел старик и смотрел на Витю влюбленными глазами. Какая-то девушка, надвинув на глаза платок, беззвучно плакала. Немцы переглядывались.
Витя встревожился. Он резко перешёл на плясовую, сначала немножко притоптывал, потом махнул рукой, вроде ему надоело играть, и, посвистывая, побрёл по улице. Становилось темно. Он легко вышел из деревни, догнал отца.
Михаил Иванович не смог повести партизан на Эйсерес. Он был совсем болен. Это сделал Витя.
Почти вся группа фашистов в Эйсересе была уничтожена.
* * *
Партизанам предстояло менять стоянку. Коробкову надо было отлежаться в тепле. Вите пришлось вместе с отцом вернуться в Феодосию.
Город казался мёртвым. Так мало осталось там людей. Возле базара стояло несколько человек, они что-то обменивали на продукты. Коробкову показалось, что на него глянули чьи-то недобрые глаза, он не заметил чьи, человек отвернулся.
На другой день Коробковых арестовали.
* * *
Сквозь маленькое запылённое окошечко едва пробивается свет. Недавно здесь было несколько человек. Их увели.
Теперь осталось двое — Витя Коробков и Валя Ковтун. Он немного старше Вити, ему очень страшно: попал в облаву, его схватили. Он успел расклеить листовки, у него ничего не нашли, но всё равно страшно…
Что с отцом, Витя не знает.
Вчера допрашивали. Немецкий лейтенант, сидя за столом, что-то сказал типу с хлыстом. Тот двинулся к Вите, крикнул:
— Партизан? Признавайся! Из леса пришёл! Хочешь жив остаться, говори.
— Не был в лесу.
— Отец твой сказал, что были.
— Не мог сказать. Мы в деревне были.
— Врёшь! — он взмахнул рукой раз, другой, его хлыст выжег рубцы на шее и плечах…
Лицо Вити побелело. Он вытянулся во весь рост.
— Ничего не знаю, ничего не скажу! — с хрипом крикнул Витя и до боли закусил губы.
Его бросили снова в камеру. Витя прикладывает свои замёрзшие руки к шее, где горят рубцы.
«Они думают, что нас покорят, что мы будем кланяться им, как рабы. Не выйдет!..»
Уткнувшись подбородком в колени, он тяжело вздыхает… Четвёртое марта 1944 года — день рождения Вити, ему пятнадцать лет.
Мать принесла два узелка — отцу и сыну: всё, что могла достать — сухари и селёдку. Берут только один узелок.
— Михаила Ивановича Коробкова здесь нет. Его отправили в Симферополь.
Молчание наступает у тюрьмы. Все знают: так говорят, когда человека больше нет.
Партизаны выведали, кто предал Коробковых, кто был тот враг, что встретил их у базара. Предателя приговорили к смерти.
* * *
— …Когда кончится война и прогонят фашистов, я тогда напишу картину, как мы с тобой, Валька, сидели тут в тюрьме. Всё как есть напишу. Сидишь ты тут белый, как стена, и глаза у тебя такие, что смотреть в них больно. А тут я стою и говорю тебе: не печалься, Валя, наша жизнь впереди. Вот увидишь, я вправду такую картину напишу. И море буду писать, и горы буду писать, наши горы, и небо…
За стеной слышна беготня, чьи-то стоны.
— Виктор Коробков!!!
— Опять, — тоскливо шепчет Витя, встаёт и сразу твёрдым шагом идёт за часовым.
Вале тяжело и страшно. Что они делают с Витей! За что его так мучают? Валя долго ждёт. Потом засыпает и плачет во сне.
Когда он просыпается, Витя сидит на холодном полу, вытянув ноги.
— Что ты? — спрашивает Валя. — Били?
Витя молчит. Валя поднимает его с пола, сажает на нары.
— Что с тобой делали?
Витя глубоко вздыхает:
— Стреляли.
— В тебя?
— Вроде в меня… В стенку над головой. На меня аж штукатурка сыпалась… Ты не думай, я не боялся. Фашист спросил: «Покажешь, где партизаны?» Я говорю: «Хоть стреляйте, не скажу ничего». Фашист закричал: «Встань к стенке!» Встал. Я стоял хорошо. Не моргал. Думал, всё равно, пусть стреляют. Лучше умру.
Витя как будто куда-то проваливается, долго молчит…
— Дай глотнуть воды.
— Гады! Гады! — волнуется Валя, подносит кружку.
— Ничего. Ты спи. Разве они люди? Говорят: отца твоего расстреляли, и тебя расстреляем. Эх, выйти бы! Я им ещё не так… Пусть не думают, что нас можно покорить. Я им всё равно не дамся…
Девятого марта в камеру вошёл офицер. Было шесть часов вечера. В это время на допросы не водили. В камере было много народу, накануне привезли новых арестованных. Все молча поднимались, тяжело смотрели на офицера.
— Не выходи! — закричал Валя. Витя встал, улыбнулся ему.
— Когда выйдешь, — сказал Витя, — найди маму, передай: я умер за Родину!
Он медленно распахивал и запахивал полы своей курточки, раздумывая, что ещё надо сказать, но больше ничего не мог придумать.
* * *
Быстроглазый мальчик Витя, выдумщик и мечтатель! Ты хотел быть художником, изображать необыкновенных людей, неведомые места, славные дела героев.
Ты хотел написать книгу о весёлых и смешных приключениях двух сорванцов, чтобы смеялись те мальчишки, которые будут читать, узнавая себя, своих товарищей. Ты мечтал о дальних путешествиях, о необычных подвигах.
Ты сам совершил подвиг.
Рискуя попасть под пули врага, ты ходил по горам и долинам, лазил по каменистым склонам, продирался сквозь колючие кустарники. Знал дорогу на Айвалык и Суук-Су. Ты мужественно помогал Родине бороться с фашистами.
Ты сделал всё, что мог, Витя. Ты сделал больше, чем мог — ты отдал свою жизнь. Пионеры навсегда запомнят твоё славное имя, Виктор Коробков! Родина не забудет своего сына!
