«Во всех детских исканиях моим руководителем был Митя, – говорил Василий Ян на склоне лет. – Он был „ведущим“, к рассказам которого и поступкам я прислушивался, а на его рисунки смотрел с восхищением». «Ты был строже Мити, требовательней, и старался меня воспитывать, – напоминала брату сестра Софья, самая младшая в семье. – А Митя был бесконечно добр, только все хвалил…».
Отец семейства, отличавшийся неистощимой энергией, осуществлял все, что задумывал – организовывал ученические экскурсии и вечера, руководил ученическим оркестром и русским певческим обществом «Гусли», наладил выпуск журнала «Гимназия», перевел и издал сочинения Гомера, Ксенофонта, Павсания. «В гимназии во время занятий Григорий Андреевич выглядел очень суровым учителем. Коренастый и скуластый, с отвисшими „запорожскими“ усами, в синем форменном всегда застегнутым на все золотые пуговицы сюртуке, – вспоминал Ян. – А вне занятий, дома и в обществе, на прогулках и экскурсиях он преображался, превращаясь в добродушного, подвижного и шумливого собеседника, друга и руководителя». Он умел договориться едва ли не с каждым и любил приговаривать: «Господу богу нужны всякие люди». О том, насколько уважали Григория Андреевича, свидетельствует такой факт: когда в Ревель приехал министр народного просвещения граф Делянов, инспектировавший гимназии Рижского учебного округа, то завтракал он у Янчевецких, обедал – у губернатора.
Эстляндский губернатор князь Шаховской ценил деятельного директора и в 1890 году поручил ему реформировать Ревельскую губернскую гимназию, переименованную в гимназию Императора Николая I. А затем предложил основать русскую городскую газету в противовес немецким. За важное начинание взялась Варвара Янчевецкая, только что получившая свою долю наследства от продажи полтавского имения Магеровских. Сложив свои деньги с субсидией от Шаховского, она купила типографское оборудование и нашла помещение. «Ревельские известия» – как значилось под заглавием, «газета местных интересов, литературная и политическая» – появилась в сентябре 1893 года. Редактор-издатель – В. П. Янчевецкая, но на деле творческим процессом руководил ее супруг. Современные историки прибалтийской журналистики так оценивают его работу: «Умеренно поддерживая курс властей на русификацию края, „Ревельские известия“ делали это в сравнительно корректной форме, в спокойном тоне, без особых нападок на прибалтийских немцев и „сепаратистов“-эстонцев. Большинство обозрений местных дел были выдержаны в нейтральном и довольно объективном тоне» [3].
Григорий Андреевич поощрял все увлечения сыновей – и французской борьбой, и литературой. И образование они продолжили на свой выбор. Дмитрий поступил в Санкт-Петербургский университет на факультет восточных языков, Василий – на историко-филологический факультет. Братья вместе жили в одной комнате общежития для студентов. На досуге Митя рисовал, Вася – сочинял. Свои рассказы и стихи под псевдонимом «Садко» он посылал в «Ревельские известия». К примеру, лирическую «Эстляндию»: «Решеньем рока непонятным я в мирный край сей занесен, где ширью-далью необъятной я окружен со всех сторон. Поля лежат кругом, чредуясь с туманной синевой лесов, меж ними реки, не волнуясь, текут средь низких берегов…» [4].
«Из этой тяги к далекому заходящему в море солнцу возникли мои повести и рассказы…»
В 1896 году «Общество вспомоществования студентам Императорского С.-Петербургского университета» выпустило сборник литературных работ учащихся. Доход от продаж направлялся на благотворительность. Редактировали сборник знаменитости – поэт Аполлон Майков и писатель Дмитрий Григорович. Обложку и виньетки нарисовал студент-юрист Николай Рерих. Дмитрий Янчевецкий предоставил переводы из Конфуция и иллюстрировал три стихотворения брата. Вот одно из них [5]:
О, что ты, жизнь? Ты – дивная мечта,
Слетевшая с небес. Ты – сон богов,
Ты – эльфов полуночное порханье
По стебелькам заснувших ароматных
Недвижно грезящих цветов. Ты – рай!
Ты – грусть неясная, ты – скорбь, тоска!
Ты – муки, ты – страданья! Что же ты?
Прилежный гимназист превратился в мечтательного студента? О, нет. Успешно сдав государственные экзамены и получив в сентябре 1898 года диплом, Василий Янчевецкий решил, что исполнил данное родителям обещание. И теперь вправе осуществить заветное желание – отправиться в настоящее путешествие. Пешком. С котомкой за плечами.
***
К приключению он подготовился – послал письмо редактору «Санкт-Петербургских ведомостей» князю Ухтомскому с предложением стать корреспондентом газеты в своих «скитаниях по Руси». К письму прилагался краткий план странствия.
В ожидании ответа Василий ходил на службу в Казенную палату Ревеля – место подыскал отец. Григорий Андреевич присмотрел и невесту для сына. «Она оказалась очень привлекательной девушкой. Счастливая и желанная находка для всякого жениха, тем более, что она обладала богатым приданым: родители невесты, эстонцы, владели большим пивоваренным заводом… Когда [мои родители] спросили: „Ну, как?“, я в ответ показал им письмо, только что полученное с почты. В нем Ухтомский писал, что он приветствует мое желание отправиться бродить пешком по Руси и предлагает на путевые расходы – 50 рублей в месяц и по 50 копеек за каждую строчку напечатанных статей».
Попробуйте представить изумление Янчевецкого-старшего – статского советника, кавалера четырех орденов Св. Анны и Св. Станислава. «Отец, прочитав письмо, пришел в ужас: «Ты станешь бродягой!» Мать заплакала… Но я уже принял решение: «Чего вы боитесь? – ответил я, – ведь Ломоносов ушел пешком из деревни в Москву, а я пойду, наоборот, из Петербурга в деревню. Я хочу узнать, как и чем живет мой народ… Не бойтесь за меня! Я смело нырну в людское море и сумею вынырнуть на другом его берегу!..». «Средств для путешествия у меня не было, но меня неудержимо влекла влюбленность в дорогу и в далекие горизонты, а некоторую уверенность придавало обещание редакций некоторых столичных газет печатать мои путевые заметки, – вспоминал Ян. – Скромный литературный гонорар мне казался счастьем и богатством, вполне достаточным для продления моей сказки наяву» [6].
Но первое погружение в людское море – осенью 1898 года – шокировало вчерашнего студента. «Странное и сильное чувство я испытал, когда, впервые одев полушубок, отказался от всех привычек, сопровождавших меня с детства, от всех художественных и научных интересов, и попал в толпу мужиков в овчинах и чуйках, в лаптях, заскорузлых сапогах или валенках. Мне казалось, что нет возврата назад, и никогда уже больше не вырваться из этой нищей и грязной толпы. Я ощутил чувство полнейшей беспомощности, – предоставленный только самому себе, своей ловкости и находчивости, – и долго пришлось переделывать себя, чтобы освободиться от этого гнетущего, тяжелого чувства… Но по мере того, как я опускался все глубже и глубже в народную массу, к моему удивлению, весь окружающий меня бедный люд все возвышался, делался сложнее, люди оказывались задушевнее, серьезнее, типы интереснее. И когда мужики не подозревали во мне „барина“, я становился лицом к лицу с очень развитыми личностями, со свежим русским умом, с самостоятельными взглядами и удивительно оригинальными, разнообразными характерами» [7].
