приставку «фон») и поэтому всегда чувствовал себя чужим в офицерском корпусе, состоявшем из представителей древних прусских родов. И это несмотря на то, что сам Клаузевиц имел бесспорные личные заслуги, получив первое офицерское звание в возрасте двенадцати Лет. Все объясняется тем, что постоянный интерес Клаузевица к новым веяниям в области стратегии заслужил ему репутацию «якобинца». Главной заботой Клаузевица было создание военной науки, способной на практике осуществить концепцию «нации, постоянно готовой к войне». Эту концепцию первыми разработали и применили французы; однако он предвидел будущие грандиозные войны и прилагал все усилия к тому, чтобы. Пруссия вышла из них с триумфом. Клаузевиц был сторонником территориальной экспансии Пруссии, а его взгляды на судьбу Польши как самостоятельного государства мало чем отличаются от взглядов Гитлера и даже в чем-то их предвосхищают. Есть основания утверждать, что немалую роль в причинах зарождения обоих мировых войн сыграло его учение, имевшее много сторонников, При этом выводы Клаузевица носят весьма двусмысленный характер, и подлинную их суть трудно уловить — он сам писал о том, что его работы «могут иметь бесчисленное количество интерпретаций». Самым худшим интерпретатором учения Клаузевица оказался Гитлер.
При сравнении императора с Гитлером в глаза сразу же бросается неоспоримое влияние на последнего взглядов Клаузевица на деятельность Наполеона. Большинство биографов фюрера ссылаются на его приверженность учению прусского генерала, однако до сих пор этот аспект рассмотрен недостаточно, как и вопрос, о влиянии на него трудов Наполеона. Клаузевиц же на себе испытал методику Наполеона, когда в 1812 году служил в штабе Кутузова, в 1813 году в штабе Блюхера, а в 1814 году был начальником штаба у генерала Вальмодена, командира русско-германского корпуса, являвшегося частью Северной армии под командованием Бернадота. Он преклонялся перед гением Наполеона, отбросившего «правила цивилизованного ведения войны». Даже если ему и не удалось полностью постигнуть стратегию императора, он ухватил ее основополагающие идеи, создав, по сути дела, из разрозненных высказываний и заметок Наполеона nеорию его военного искусства.
Нет никакого сомнения, что фюрер изучал Клаузевица, даже если этому наотрез отказывался верить страстный поклонник Клаузевица покойный Раймонд Арон. [3] Главный труд Клаузевица «О войне» принадлежал к тем книгам на военные темы, которые, по сообщениям его биографов, Гитлер читал до 1914 года. В «Майн кампф» он часто делает ссылки на нее в очень одобрительном тоне, а в своей речи, произнесенной в Мюнхене в 1934 году, он даже обвинил своих слушателей в том, что они никогда не читали Клаузевица, а если и читали, то не знают, как применять его современной обстановке. По, меньшей мере в одном случае ему пришлось напомнить своим генералам о том, что он знает Клаузевица. А в Нюрнберге Кейтель утверждал, что Гитлер штудировал Клаузевица даже по ночам. [4] В это охотно верится, тем более, что, как подчеркивал тот же Арон, многие восторженно читали Клаузевица, но не проявляли при этом особого внимания. Вряд ли до сознания фюрера доходила вся глубина теоретической мысли этого сложнейшего военного философа. Как бы то ни было, Гитлер открыто признавал Клаузевица властителем своих дум. Вполне логичным является предположение, что он был сильно поражен сходством многих Критических ситуаций, описанных и проанализированных Клаузевицем в его работе, с положением, в котором оказались германские войска в последние годы второй мировой войны. И здесь прежде всего имеются В Виду кампания 1812 года и сражения 1814 года, которые вели лишь к истощению армии Наполеона в уже проигранной войне. Но из описаний этих ситуаций Гитлер заимствовал лишь то, что хотел видеть и чему хотел верить. Однако и в этом случае, несмотря на всю субъективность подхода Гитлера, тщательное изучение вышеупомянутой книги Клаузевица проливает дополнительный свет на особенности мышления Гитлера и на механизм принятия им решений, имевших далеко идущие последствия.
Фигура Гитлера является уникальной не только в силу беспрецедентных зверств и жестокостей, которые творились по его приказам, но и потому, что до сих пор он окутан ореолом некой загадочности, тайны (в противоположность ему Муссолини был ясен, как открытая книга), и все же мы знаем о нем больше, нежели о тиранах прошлого. Тайна состоит в том, что ему были, несомненно, присущи многие дарования и положительные качества помимо тех, которые прославили его как Аттилу нашего времени. Именно это обстоятельство и придает Гитлеру и его карьере особую жуть. Только узнав и оценив положительные стороны характера фюрера, можно понять весь ужас и глубину его нравственного падения и первобытного варварства.
Личность Наполеона обескураживает исследователей по той же самой причине, и к тому же у него было предостаточно времени на о. Св. Елены, чтобы сочинить свою собственную Легенду, которая в немалой мере способствовала созданию выгодного для него истерического облика (несмотря на это, авторы многих тысяч книг так и не пришли к единому мнению). К счастью, фюреру не было предоставлено подобной возможности отфильтровать факты, оставив из них только самые благоприятные для себя. Как бы там ни было, но если даже император и обладал подобным удивительным сочетанием добра и зла, все же его фигура менее загадочна.
Существует и еще один аспект в исследовании этих двух деятелей, который часто ускользает от внимания ученых. Это ограниченность их деяний масштабом Европы. Годы, прошедшие со времен наполеоновских войн до завоеваний Гитлера, отмечены явной гегемонией Европы в мировых делах, гегемонией, которой в настоящее время больше не существует и которая исчезла, вероятно, навсегда. Считают, что император начал необратимые перемены, приведшие к разрушению старой, иерархической, христианской Европы, а фюрер закончил эту работу. Возможно, это мнение и грешит предвзятостью, но легенда, которую Наполеон усиленно распространял из своей последней ссылки, действительно предусматривала создание им в случае успеха своих планов объединенной Европы. Кое-кто может совершенно справедливо возразить, что Наполеон в какой-то степени и сам уже подготовил почву для такого объединения, создав единое западногерманское государство (Рейнскую конфедерацию) и единое северо-итальянское государство (Итальянское королевство).
Ну, а Гитлер хоть и превратил Европу в развалины, подорвав ее доминирующее положение в мире, вместе с тем уничтожил и некоторые препятствия на пути к образованию европейского союза. Наполеон называл континент «сгнившей старой проституткой», с которой он будет обращаться так, «как ему заблагорассудится». Спустя, сто с лишним лет, в 1943 году, Геббельс записал в свой дневник строки о «непоколебимой уверенности фюрера в том, что рейх будет властелином всей Европы». А два года спустя, перед самой своей смертью, Гитлер сказал об этом континенте: «Я должен был изнасиловать Европу, чтобы обладать ею».
Гейл подчеркивает то несомненное обстоятельство, что «при
