Следующая за Рюриковичами династия Романовых тоже нашла среди своих предков знатного иноземца — а именно некоего Гланду Камбилу, выехавшего из Прусской земли. Вслед за царями боярские и дворянские роды принялись спешно подбирать себе в основоположники мифических иностранцев. Бестужевы, например, считали своим предком некоего англичанина Беста, явно из лучших побуждений (best по-английски и значит «лучший»). Но в данном случае обман выдает фамилия. «Бестужий» по-древнерусски значило то же, что современное слово «бесстыжий». Очень уж хотелось облагородить это обидное прозвище, да еще и удревнить род, что, между прочим, имело не последнее значение при местнических спорах о получении должностей («мест») на государственной службе, когда учитывалось происхождение и служебное положение предков. Похоже, с Тухачевскими и графом Индрисом случилась такая же история.
В имени основателя рода и правда можно уловить германский корень. В русских летописях и грамотах мы найдем несколько реально существовавших лиц с похожим именем Индрик, причем почти все они — выходцы из Скандинавии. Так, в конце XVI века упоминаются шведские воеводы Индрик Ирик (Хендрик Эрик) и Индрик Бискупов, разбитые русскими казаками, а еще раньше, во время Ливонской войны, последний магистр Ливонского ордена Готтард Кетлер прислал в 1558 году к Ивану Грозному некоего Индрика, пытаясь достичь мира. Не исключено, что предок Тухачевских и Толстых тоже был скандинавского происхождения и носил имя Хендрик. Затем он нанялся на службу к какому-то феодалу в Великом княжестве Литовском, и в Литве его имя приобрело литовское окончание, а на Руси трансформировалось в Индроса-Индриса. Но вот откуда его потомки приобрели фамилию Тухачевские? Ведь она действительно редкая и все ее носители в конечном счете принадлежат к одному и тому же роду.
Сразу отмечу, что что-то венгерское при желании в ней можно расслышать. Хотя бы по аналогии с венгерским городом Мохач; правда, его название на самом деле тюркское, от побывавших на территории Венгрии половцев (можно вспомнить и боснийский Бихач — наследие Оттоманской империи). Так что Индрис или его потомки могли породниться с литовскими татарами (а, возможно, уже на Руси — с выходцами из Золотой Орды) или с потомками хазар караимами, составлявшими гвардию литовских князей. Скорее всего, фамилия Тухачевских происходит от тюркского слова «тухачи», означающего «знаменосец, вестник или рассыльный».
Сама форма окончания фамилии также указывает, что ее носители были выходцами из Литвы, как и князья Массальские, Трубецкие, Глинские. Как и другие перешедшие в православие польские и литовские шляхтичи, Тухачевские быстро обрусели, и в XVI веке, когда их службу можно уже проследить по разрядным книгам, в этническом отношении вряд ли выделялись из основной массы русского дворянства.
Чтобы покончить с генеалогией, приведу еще одну, на этот раз уже совершенно легендарную версию происхождения графа Индриса. Он якобы по прямой линии происходит от одного из предводителей Первого крестового похода графа Фландрского Балдуина I, сперва правившего отвоеванной у мусульман Эдессой, а в 1100 году ставшего королем созданного крестоносцами Иерусалимского королевства. Один из его потомков не нашел ничего лучшего как наняться на службу в Литву, где и получил во владение деревню Тухачево, местоположение которой, правда, до сегодняшнего дня так и не установлено.
Наследник древнего рода Николай Николаевич Тухачевский был добрым, но непрактичным человеком. Дочери Екатерина и Ольга утверждают, что отец «был передовых для своего времени воззрений, свободным от дворянской спеси». Что свободным от сословных предрассудков — сомневаться не приходится, поскольку женился на бедной крестьянке. Женился по большой любви, да и было за что любить. Как это произошло, вспоминал доживший до 60-х годов XX столетия Абрам Петрович Косолапов, служивший в Александровском хлебопеком: «Жил в ту пору в нашем селе Княжнино бедный мужик, звали его Петр Прохорович Милехов. И вот у него, у этого бедного мужика, было пятеро дочерей и все они… были красавицы. Хоть Аксинья, хоть Настя с Ольгой, хоть и Алёнушка… Ну а Мавра, так про эту и говорить нечего, красавица: что ростом, что статью, что лицом. И разбитная, хоть она и грамоте тогда еще не знала, ну а так, ежели поговорить с кем, то другая грамотная с ней не сравняется… Она работала у Тухачевских в имении, и Николай Николаевич полюбил ее. Бывало, стоит, смотрит на Мавру и всё улыбается… Конечно, старше ее годами, а так сам по себе — ничего, рослый, чернявый, только глаза были какие-то утомленные. Софья Алевтиновна понимала, что ее Коленька влюбился в Маврушу, она ведь женщина была зоркая…» Родители Мавры наверняка радовались, что дочка столь удачно вышла замуж, поднялась из беспросветной бедности к достатку, который Милоховым и не снился. Однако относительное благосостояние Тухачевских сохранялось очень недолго. И виной этому был сам Николай Николаевич.
Ольга Николаевна вспоминала: «Отец не выносил пьянства. Дома никогда не подавалось вино, даже рюмок не было. Он обожал лошадей, бега и скачки». Нелюбовь к спиртному Михаил унаследовал от отца. Всю жизнь пил очень умеренно, предпочитая хороший коньяк. Этим он разительно отличался от многих сослуживцев по царской и Красной армиям. Например, прославленный впоследствии маршал Георгий Константинович Жуков в конце 20-х, будучи еще простым командиром полка, получил «строгача с занесением» не только за банальную «аморалку» (тогда за него боролись первая и вторая жены из четырех), но и за столь же банальное пьянство. А вот на Тухачевском, как и на его отце, этого греха не было. Только трезвость не спасала Николая Николаевича. Та экономия, что образовывалась благодаря экономии на спиртном, с большим избытком перекрывалась проигрышами на скачках.
К тому же в сельском хозяйстве Николай Николаевич ничего не смыслил и, будучи от природы человеком добрым, не проявлял необходимой твердости в спорах с арендаторами. Отношения с крестьянами строились довольно патриархально и по большей части в ущерб барину. Двоюродный брат Николая Николаевича полковник М. Н. Балкашин, доживая свой век в эмиграции, вспоминал: «В случае какой-либо нужды или беды — пожара, увечья, падежа скота — крестьяне шли к Тухачевским и получали ту или иную помощь. По праздникам у тетки (Софьи Валентиновны. — Б. С.) был амбулаторный прием, усадьба заполнялась всевозможными пациентами, она их сама лечила и давала лекарства. Крестьяне нещадно травили их луга и делали порубки в лесу. Когда брат их за это стыдил, говорили: „Так где же нам и взять, как не у тебя, Николай Николаевич“, — и начинался обычный припев: „Мы ваши, вы наши“, тем дело и кончалось. Со своей стороны, крестьяне в случае какого-либо события у Тухачевских: прорыва плотины у мельницы, лесного пожара и проч. — без всякого зова дружно приходили на помощь».
