Генерал Карбышев погиб смертью героя».
Легендой, примером доблести и героизма стал бессмертный подвиг советского генерала.
Подвиг во имя жизни.
И живущие на земле должны помнить, как священную заповедь, настойчивое напоминание Карбышева:
«Главное — не покоряться, не пасть на колени перед врагом!»
И еще — его последние слова:
«Бодрее, товарищи! Думайте о своей Родине, в мужество вас не покинет!»
А кто же он сам? Какие титанические силы вознесли его к славе и бессмертию? Что знаем мы о его предках и родителях, где рос и воспитывался этот воин-богатырь?
Постараемся проследить, как закалялся его характер, как формировались стойкость, верность долгу, беспредельная преданность своему народу.
Потомок сибирских казаков
В XVI веке в бескрайних просторах Сибири стали возникать поселения, сыгравшие известную роль в развитии этого необъятного края.
Со всех концов России, главным образом с Дона, Урала, из Башкирии, стрельцы и ратники, разного рода и звания служивые и штрафные оседали на необжитых степях и становились «крепостными» казаками.
Крепостными не потому, что принадлежали, как тогда почти все безземельное русское крестьянство, крепостникам-помещикам, а в ином смысле. Поселенцы сами возводили и сами охраняли свои крепости, несли государственную пограничную и конвойную службу.
Нелегкая служба. Суровое житье.
Но поначалу обособленного военного сословия в Сибири еще не существовало. Казаков здесь просто именовали по городу или острогу, в котором их поселяли.
В Березове — березовскими. В Тюмени — тюменскими. В Красноярске, Томске, Омске, на Енисее — красноярскими, томскими, омскими, енисейскими…
Казаки не только охраняли далекие границы Российского государства, они считались наиболее верным и преданным войском. Казачьим уставом было предусмотрено несение полицейской службы. Казаков привлекали и к подавлению революционных вспышек среди рабочих и крестьян — казачьи нагайки и сабли усмиряли народы Сибири, восставшие против царского произвола и угнетения.
Но издавна в рядах самого казачества существовало классовое расслоение. И из среды верноподданных служивых выходило немало людей, которые становились потом на сторону трудового народа и боролись за его счастье.
Потомком таких сибирских казаков был и Дмитрий Михайлович Карбышев — об этом рассказали сохранившиеся архивы.
В середине двадцатых годов прошлого века сибирские казаки, которыми командовал генерал Капцевич, губернатор Западной Сибири, обосновались в Омске. Одновременно они начали строить укрепления в киргизской степи: Каркалинское, Баян-Аульское, Аман-Карагайское, Кокчетавское, Акмолинское, Кушмуринское… В каждом из них обосновался казачий конный отряд.
А там, где появлялся отряд, сразу же росли казачьи поселки. Проникли они далеко на юг — за Семиречье, заняли обширный край.
В казачьем войске особо отличился сотник Иван Карбышев. Да и в сотники (офицерский чин, равный поручику в армейской пехоте) его произвели «за удаль и отвагу».
Уцелели рапорты по начальству — в них с достаточной полнотой описано несколько подвигов сотника Ивана Карбышева.
В одной из баталий Иван Карбышев с конным отрядом в две сотни и приданным в дополнение артиллерийским расчетом рассеял скопища приверженцев хана Сарыджана Касимова у озера Кургальджин. Хан бежал. Казаки захватили пленных и трофеи.
Отвага, смекалка, казачья лихость — все это сочеталось в Иване Карбышеве с жаждой познания. Он охотно принимал участие в нескольких научных экспедициях землепроходцев середины прошлого века, которые изучали природные особенности и естественные богатства Семиречья.
И здесь работа Ивана Карбышева была замечена. Войсковой старшина Абакумов предложил ему войти в состав экспедиции, снискавшей впоследствии особую популярность своим тщательным обследованием района у озера Иссык-Куль, считавшегося до этого недоступным и диким.
Уже в чине полковника Иван Карбышев возглавил казачий поход в глубь казахской степи. Здесь был заложен город Верный, центр Семиреченского казачьего войска, выросший при Советской власти в большой и красивый город — теперь это столица Казахской республики Алма-Ата.
Близкий родич Ивана Карбышева Илья, дед Дмитрия Михайловича, не оставил после себя никаких документов в подтверждение своей удали или радения к наукам. Его жизнь протекала скромней. Известно только, что он, как и Иван, с успехом окончил военное училище Сибирского казачьего войска. На ратной службе стал обер-офицером и ничем не посрамил боевой славы семьи.
— Два его сына — Михаил и Алексей — по фамильной традиции тоже не свернули с военной стези. К тому времени училище было преобразовано в кадетский корпус — братья оказались среди первых его выпускников, А дальше — войсковая служба.
Михаил Ильич начал ее в середине прошлого века. В отличие от подавляющего большинства казаков он пренебрег возможностью обзавестись землей, не имел никакого пристрастия к сельскому хозяйству и по характеру напоминал Ивана Карбышева. Наряду с ревностным отношением к службе Михаил Ильич был непоседлив. Он постоянно стремился в дальние края, к необжитым землям.
Если судить по послужному списку, можно сказать, что Михаилу Ильичу улыбалась фортуна, его повсюду сопровождала удача. В послужном списке следуют одно за другим повышения в чине, поощрения и награды. Да и личная жизнь его сложилась удачно. Он женился по любви на дочери коллежского советника Александре Ефимовне Лузгиной. Венчались они в станице Каркаралы, где находился казачий отряд.
Отсюда, из Каркаралы, Михаил отправил своему племяннику — студенту Петербургского университета Александру Шайтанову — письмо, полное неожиданных признаний.
«Любезный друг мой Саша!
Давным-давно собирался писать тебе, да не знал твоего адреса. А вот ныне, именно с прошлой почтой, твой отец был так добр, что сообщил мне его, и я спешу исполнить свое желание.
Прежде всего считаю нужным известить тебя, что я уже женат. Спустя дня три после свадьбы, венчали нас 24 августа, я с женой отправился в Омск, где пытался было застать тебя, но, к сожалению, немного запоздал — ты уже уехал.
Из Омска мы возвратились опять в степь, и вот теперь проживаем в Каркаралах, откуда я и пишу тебе.
Описывать тебе нашу степную жизнь было бы излишне потому, что ты с ней сам был примерно знаком. В ней пока ничего не изменилось. Все та же дичь и тоска смертельная…».
