- Ну че, сидим в приемной у Бочковского, травим за жизнь. Я пришел рапорт на квартиру пропихнуть. Дверь не закрыта в кабинет, потому что секретарша шефу почту понесла. Вдруг слышим вопль: Это она мне, боевому командиру, приказывает!!! Да она что, б… такая, ох…ела!!!. Думает, дала всему политбюро, чтоб космонавткой стать, так уже и мной командовать может!. Мной ни одна баба никогда не командовала! - Из кабинета вылетела секретарша, вся красная, дверь за собой закрыла, плюхнулась на свое место и затихарилась. Мы тоже пригнулись, молчим, осторожно переглядываемся. - Сам знаешь, когда начальство шумит, лучше переборки задраить. Только думаем: Чтобы Боча так орать начал, надо было небу упасть. Сам знаешь, он же всегда спокойно говорит, даже если наказывает, а тут такое! - Вдруг дверь из кабинета распахивается, появляется шеф, морда красная, злая, и бросает секретарше бумажку: Напишите ей, что офицера примерно наказали. Что я лично его расстрелял на заднем дворе! Пусть она это себе засунет... Но куда засунет, не сказал. Просто повернулся и ушел в кабинет. Но мы-то, конечно, догадались, куда! - удовлетворенно закончил Леха.
Говорят, потом наш мудрый начальник остыл и просто отписал на официальном бланке, что поведение такого-то разобрано на офицерском собрании и всеми осуждено, как недостойное. Все стороны остались довольны. А виновнику скандала задержали на год звание.
Когда я услышал от заместителя начальника отдела кадров, что буду служить на полюсе, я похолодел, но, сохраняя остатки мужества, как и подобает боевому офицеру, внезапно осипшим голосом спросил:
- Полюс Северный или …?
Кадровик, ожидавший, что я, согласно флотской традиции, отвечу молодцевато: Прошу разрешения убыть к новому месту службы, несколько растерялся, и, придя в себя, буркнул под нос, что «Полюс» - это название парохода[1], на котором я буду служить.
Позже, когда кадровик убедился, что у меня восстановились дыхание и пульс, он буднично объяснил мне, что судно стоит в Кронштадте, но прибыть мне сначала следует в Ломоносов, где находится штаб Океанографической Атлантической экспедиции. Я мужественно убыл к месту прохождения дальнейшей службы.
Итак, моим первым постоянным местом службы стали одновременно город Кронштадт и город Ломоносов, или, как чаще его называли местные жители, Рамбов.
Трудно было найти в тогдашнем Советском Союзе человека, который не слышал бы имени славного детища Великого Петра. Позволю себе чуть-чуть загрузить читателя историческими фактами. Этот город неприступных бастионов и казематов достоин памяти даже в наше время, когда школьники путают Толстого с Пушкиным. Здесь шло становление русского военно-морской флота, отсюда уходили и уходят мореплаватели в далекое плавание вот уже триста лет.
Итак, немного истории. Остров Котлин привлек внимание царя Петра еще во время его первого плавания по Финскому заливу. Остров был лесист, а залив непроходим со стороны Финляндии для больших судов из-за мелей и камней. Тогда и появилась у Петра I мысль построить на острове сильную крепость, чтобы надежно защитить строящийся в дельте Невы город. Но сначала на отмели с южной стороны построили крепость, названную при освящении Кроншлот. Это было в мае 1704 года. Руководство постройкой крепости было поручено князю Меншикову.
Из записок полковника Александра Гордона: Сделали из бревен огромные ящики 10 фут в вышку, 30 фут в длину и 15 вершков толщиною и опустили в воду. Ящики забили камнями. На этом фундаменте возвели трехэтажную башню и другие укрепления, которые могли вмести до 3000 человек гарнизона и до 70 орудий.
Бревенчатые ящики стали не только основанием Кроншлотских башен. Ими же перегородили и фарватер, оставив лишь проходы, которые были впоследствии пристреляны из пушек Кронштадских фортов. Когда, уже в наши дни, началось строительство дамбы, то была обнажена часть дна финского залива возле острова Котлин.
И мы все с интересом ходили смотреть на ряжи - дубовые клети, которые были погружены в воду русскими фортификаторами. Я помню, что всех поражало то, как ровно, словно по линейке были поставлены эти громоздкие сооружения из бревен.
На месте же будущего Кронштадта были возведены лишь земляные укрепления. Но уже в первый год они успешно отбили атаки шведов.
С победой России в войне со шведами началось активное строительство Кронштадтской крепости, гавани, фортов на окрестных островах. Но строились не только крепости, но и жилые дома, казармы для моряков, храмы. Был заложен Петровский парк. При строительстве, заботясь о будущем облике города, царь требовал сохранять деревья от бессмысленной вырубки:
Все улицы ныне прорубить и велеть строитца. Оставливая деревия на дворах такие, какие на канал растут. Оставливать у стен всякого строения и у забора и на огородах несколько. В указе также сделано предписание о месторасположении зданий: Где назначены каналы, тут отводить офицерам, торговым людям, вольным домам, знатным мастеровым, а где Литеры А - отводить матросам, а где В - отводить солдатам.
Город Кронштадт, как и Севастополь - гордость русских моряков. Он никогда не был для меня местом уюта и покоя, местом, к которому бы я стремился прийти из дальних странствий. Он всегда казался мне слишком суровым. Но сколько себя помню офицером, отдавал дань уважения городу-воину, городу-крепости, городу, на гранит мостовых которого ни разу не ступала нога завоевателя, ни разу над его мрачными бастионами не поднимался вражеский флаг.
Конечно, историческим, идеологическим и архитектурным центром Кронштадта всегда была Якорная площадь. Когда-то, в очень давние времена, она служила свалкой якорей с отслуживших свое кораблей. Ее второе рождение вызвала к жизни Русско- японская война. На матросские пятаки и офицерские рубли, собранные по всей России, на площади поставили памятник морякам, что погибли от разрывов японских снарядов на Варяге, ушли на дно на Стерегущем под развевающимся Андреевским флагом, взорвали себя вместе с Корейцем. Их подвиг увековечил памятник адмиралу Степану Осиповичу Макарову, воздвигнутый перед Морским собором, который одновременно был построен в центре Кронштадта, на самой высокой точке острова Котлин. Первым главой комитета по строительству Храма был главный командир Кронштадтского порта вице-адмирал Макаров.
Громада собора, по замыслу архитектора повторяющая в своих обводах Собор Святой Софии в Константинополе, не давит на пространство площади и не ограничивает ее. Собор торжественно вплывает, как могучий крейсер, на простор Якорной площади, вымощенной железной кружевной плиткой, отлитой из старых боевых якорей. И никогда тень от собора не падает на памятник русскому адмиралу, могилой которого стал броненосец Петропавловск.
