В конце концов мы решились зайти в магазин и осторожно поинтересоваться ценой. Торговец назвал устрашающую сумму. Поняв, что даже названная цена не охладила нашей любви к почтовой карете, он запустил игрушку, и мы услышали, что на ходу у нее звенят колокольцы, а почтарь музицирует. От всего этого недолго было сойти с ума.
Спустя месяц (к тому времени я и думать забыл про карету) Хелена уехала в Швецию, и в последующие два года мы с ней не виделись. За эти два года я совершил солидный рывок в своем развитии, а именно пристрастился к чтению, причем читал в основном об экспедициях к Северному и Южному полюсам. С каждым днем мой интерес к ним только возрастал. Воображение уносило меня в снега и льды Арктики и Антарктики, где я теперь дневал и ночевал.
То была эпоха электричества. Оно творило всяческие чудеса, открывало любые двери — почему бы ему не распахнуть и двери к полюсам? Мне пришло в голову, что можно построить электрический корабль, способный преодолевать какие угодно льды, способный красиво и элегантно, грозно и неудержимо пройти через полярные моря прямо к полюсу. Мысленно я уже проектировал такой корабль.
Мой воображаемый кабинет находился в темном углу изрядных размеров комнаты, между стеной и громоздким шкафом. Больше всего я любил представлять себе, что там же стоит на якоре мой ледокол, а еще придумывать новые приборы и инструменты, которые были бы достойны сего электрического дива.
Близилось Рождество, и после двухлетнего отсутствия в город вернулась Хелена. Должен признаться, я давно и не вспоминал о ней, голова моя была занята другим; за эти два года я сильно изменился, стал совсем не тем „представителем сильного пола“, которого Хелена знала до отъезда. В ту пору я (опять-таки в фантазиях) изобретал электрическую винтовку — единственное, чего еще не хватало на корабле. В остальном ледокол был готов (по крайней мере, в моем воображении) и ожидал лишь меня.
Наконец я придумал винтовку и, прежде чем отбыть на своем замечательном судне в ледовое одиночество, начал в последний раз мысленно проверять корабль и его оснащение… как вдруг увидел там, где он стоял на якоре, между шкафом и стеной, почтовую карету с почтальоном и баулами… Мой потрясающий корабль обернулся старомодной каретой! Радостный смех рядом поведал мне, что этим сюрпризом я обязан вернувшейся Хелене. Она считала, я по-прежнему мечтаю о допотопной карете, и сделала мне такой подарок.
Я поблагодарил Хелену (любезно, но довольно холодно) и все же, когда мы сели ужинать, вынужден был, по возможности тактично, уведомить ее, что за истекшие два года стал совершенно другим человеком. Наутро от Хелены пришло письмо, где она писала, что понимает, почему я принял ее подарок с такой холодностью. „Ты сразу увидел, что на карете нет колокольчиков — как было на той, двухлетней давности. Пожалуйста, не огорчайся: торговец уже заказал их в Нюрнберге и они будут даже больше прежних. Теперь ты доволен?“
Пришлось взять себя в руки и сказать, что доволен. Влюбленная в тебя женщина имеет право отставать в развитии — во всяком случае, на два года…»
***
Руал Амундсен отнюдь не происходил из рода мечтателей.
Как и большинство соотечественников, он мог проследить свои корни к издольщикам с их крошечными земельными наделами и жизни впроголодь. Его предки закрепились в южной Норвегии, на граничащем с Швецией, иссушенном ветрами архипелаге Валер. История рода просматривается до XVII века и ведет к усадьбе Хусер на острове Асмалёй. Лишь прадед Руала, Амунд Ульсен, сумел тяжким трудом выбиться в люди и приобрести у Коре Хурне поместье на материке, под Шебергом.
Фамилию Амундсен первым носил дед Руала, Уле, который, помимо всего прочего, занимался на Валерских островах торговлей. В 1803 году он женился на Анне Кристине Гравнинг, которая к 1827 году родила ему двенадцать детей. Четвертым из пяти сыновей был появившийся на свет в 1820 году Енс Ингебригт, будущий Руалов отец. Высокие, статные, энергичные братья Амундсен все как один посвятили себя морю. Эти капитаны и судовладельцы работали в тесной связи друг с другом и неизменно достигали успеха.
В 1858 году братья купили в складчину большую усадьбу и, поделив ее между собой, построили каждый свой шкиперский дом. Так образовалась эта база семейства Амундсен — почти напротив архипелага Валер, в уезде Борге, при впадении в Скагеррак реки Гломмы.
Со временем братья стали заправлять довольно крупной флотилией. Она насчитывала около двадцати парусников разной величины, ходивших как в ближние, так и в дальние моря. Хотя впоследствии был приобретен еще и пароход, в 90-е годы судовладельческая компания постепенно сворачивает свою деятельность: оставшиеся в живых братья превратились в белобородых старцев, тогда как эпоха белых парусов неумолимо подходила к концу.
Перевозка грузов редко соответствует нормам морали; так было в прошлом, так бывает и теперь. Отец Руала, Енс Амундсен (судовладелец, сам ходивший в море), неплохо заработал еще в 50-е годы, на Крымской войне. В 1866 году он подрядился доставить в Гавану триста китайских кули (сельскохозяйственных рабочих). Можно себе представить, какие условия были у них в трюме, если переход едва не закончился кровопролитием: китайцы взбунтовались и ринулись на капитана Амундсена с топором. Капитану удалось не только выйти невредимым из этого покушения, но и подавить мятеж. Поражение восставших было столь сокрушительным, что Енс Амундсен велел китайцам самим приговорить своего предводителя к смерти.
В море любой капитан — единовластный правитель. Ему нужно сношаться как с подчиненными, так и с высшими силами. Домой, в Видстен, доходило множество волнующих историй о штормах и тайфунах, об огнедышащих вулканах и вызванных землетрясениями цунами. В гостиных капитанов рассказывали о подвигах моряков в далеких странах и в сражениях с могучими силами природы.
Из таких рассказов перед сыновьями Енса Амундсена создавался впечатляющий образ отца. Пожалуй, тягаться с ним силой духа могла лишь его супруга, Густава Салквист. Родившись в 1837 году, она была семнадцатью годами моложе мужа, за которого вышла в возрасте 26 лет. Дед ее работал часовщиком в Ставангере, отец же получил юридическое образование и стал судебным приставом — фогтом — в Моссе. Устремления в семействе фогта шли вразрез с желаниями клана Амундсенов. Похоже, что по истечении десяти лет фру Густава если не сменила мужа на капитанском мостике, взяв управление семейным кораблем на себя, то по крайней мере крепко держала штурвал в собственных руках.
В январе 1866 года она родила первого из четырех сыновей. Это случилось в Китае во время того самого драматического плавания, когда на лице ее супруга появился шрам, а один из кули кончил жизнь в петле. Следующие сыновья рождались с промежутком в два года. Младший, Руал, увидел свет 16 июля 1872 года в Видстене, на семейной усадьбе Томта («Пустошь»): с одной стороны, вроде бы на периферии, с другой — там, где было средоточие всеохватной деятельности братьев Амундсен.
